«Я — Бейрут...» - [19]

И продолжил свой рассказ:

— Мы подпустили их поближе и ударили! Я сам, своими глазами, видел 8 подбитых израильских танков, один джип, пять бульдозеров, которые израильтяне используют для разрушения заграждений, поставленных нами на дорогах. Кроме того, израильтяне потеряли в этот день около 80 солдат и офицеров, беспилотный самолет-шпион.

У Фиделя за плечами уже большой боевой опыт. Он принимал участие в первых боях под Набатией, потом защищал Сайду. Ему с группой бойцов было поручено перегнать по горным дорогам из Сайды в Бейрут три «катюши». Задание это было с честью выполнено, и сейчас две из них ведут огонь по позициям агрессоров, окружающих Западный Бейрут.

— Третья установка по приказу командования была направлена по горным дорогам в район Алей — Бхамдун, — рассказывает Фидель. — Не знаю, пробились ли туда наши товарищи. У нас на каждую установку оставалось лишь по полной «закладке». Ну и, конечно, личное оружие, гранаты... Хочу подчеркнуть,— говорит Фидель,— что советское оружие, которым мы сражаемся, превосходно! Это израильская и американская пропаганда изо всех сил пытается его скомпрометировать, опорочить. В руках тех, кто умеет, а главное, хочет им пользоваться, оно представляет действительно грозную силу. Лишь под Набатией мы уничтожили гранатометами 22 израильских танка и бронетранспортера. При этом, конечно, мы знали их уязвимые места, знали, куда бить, а не палили наобум!

Я попросил Фиделя рассказать о боевом эпизоде, который сильнее других врезался ему в память.

— Их было так много,— растерянно пожал он плечами.— Впрочем... Под Набатией мы сбили израильский вертолет с десантниками. Дело было так. После многочасового обстрела и бомбежек с воздуха израильтяне решили, что на наших позициях никого в живых не осталось, и направили вертолет с десантом. Вертолет завис над нами, затем снизился. И тут мы очередями из автоматов расстреляли его пилотов. Он рухнул и взорвался.

Фидель решил посвятить жизнь борьбе за законные права своего народа. Он родился в Иерусалиме, там осталась вся его семья. Ему нет еще и тридцати лет, у него молодая жена и маленькая дочка.

— Когда мы победим,— говорит он,— я обязательно поеду учиться в СССР, в страну, о которой так много слышал, но которой никогда не видал. И я уверен, что час нашей победы придет. Чтобы разгромить нас, надо уничтожить весь палестинский народ, а это не под силу ни террористу Бегину, ни Вашингтону.

Трагедия продолжается

«Я — Бейрут...». «Известия». Срочно

9.7.82

— Варварство! — вырвалось у французской журналистки из агентства «Гаммапресс», фотографировавшей «результаты» очередного ожесточенного обстрела израильской артиллерией одного из густонаселенных районов Западного Бейрута. Рухнувший многоэтажный дом, сожженные автомашины, расколотый снарядом могучий эвкалипт, обломки бетона, осколки стекол, развороченный взрывом асфальт...

Варварство! В это слово французская журналистка вложила не просто эмоции, оно было произнесено не случайно. Оно было выводом из всего того, что эта молодая, увешанная фотокамерами женщина вот уже больше месяца наблюдала и фотографировала в Западном Бейруте, методически и хладнокровно, квартал за кварталом, уничтожаемом сионистскими вандалами.

Словно раковая опухоль, распространяется по ливанской столице разрушение. Оно наползает из южных и юго-восточных пригородов, уже превращенных израильской авиацией и артиллерией в руины, в мертвую зону, в выжженную землю. И каждый день оно пожирает все новые и новые кварталы, приближаясь и приближаясь к центру Бейрута.

Двести западных журналистов обосновались в отеле «Коммодор», достаточно далеко от уже уничтоженных районов Западного Бейрута.

До «Коммодора» канонада артобстрелов доносится лишь далекими глухими раскатами. В отеле собственный электрогенератор, есть свет и вода, работают ресторан и бары, стрекочут телексы, действует связь с внешним миром. В холле всегда полно народу. Прибывают со съемок и отправляются на съемки телевизионные группы. Обмениваются новостями, слухами, сплетнями репортеры. Фотокоры тасуют колоды свежих фотоотпечатков.

Глядя на эту профессиональную журналистскую суету, обстановку, типичную для кулуаров какой-нибудь международной встречи или совещания на высоком уровне, порой удивляешься ирреальности происходящего: да в Бейруте ли ты находишься? В том самом городе, где израильскими бомбами и снарядами убиты, искалечены, ранены тысячи мирных жителей, где вместе с пациентами уничтожены госпитали, сожжены школы, стерты с лица земли целые кварталы многоэтажных зданий?

Но начинаешь разговаривать с западными коллегами, и все становится на свои места. Да, среди тех, с кем я разговаривал, не нашлось ни одного, кто бы остался равнодушным к страданиям ливанцев и палестинцев, кто не был бы потрясен чудовищными преступлениями израильских агрессоров в Ливане.

Район аэропорта... Здание посольства Кувейта... А вот развалины жилых домов, небольших, одноэтажных, двухэтажных. Это лагерь палестинских беженцев Шатала, тянущийся от кувейтского посольства до стадиона Камиля Шамуна. К нему примыкает лагерь Сабра. Здесь до агрессии жили многие десятки тысяч палестинцев. Военных объектов здесь никогда не было. Но для Тель-Авива главная военная цель —именно палестинец, человек, независимо от возраста и пола. И на Сабру и Шатилу, лагерь Бурж-Бранжье были обрушены тысячи бомб, ракет, снарядов. Фосфорных, коммулятивных, кассетных, осколочных, замедленного действия. Все для того, чтобы уничтожить как можно больше людей.