Я-1 - [3]

У матери, моей бедной неврастенички-мамы, нашлось 750 баксов. «Чеки» же мне не отдали. Вова зря звонил мне через «прозвон»…

Но только я ж, блядь, упорный! На следующее же утро я занял 500 рублей у бывшего трубача нашей бывшей группы «Другой оркестр» Жени Костюхина, в то время уже работавшего юристом в «Норильском никеле», купил героина, купил «корабль» травы и принёс всё к Вове, где мы и заторчали в последний раз.

Ну не мог я нарушить традицию! Последний раз обязательно должен быть на четвертый-пятый день ломок! Это только так и никак не иначе! Таким образом, я победил.

После этого мы с Вовой поделили траву, и я поехал на студию при консерватории. Там меня ждал сюрприз…

(Кстати сказать, ребят, что были с нами в тот злополучный вечер, уже через три часа выпустили, не взяв с них ни единой копейки. Такая байда.)

5

Ровно в 13.30, 20-го августа 2001-го года, ко мне подошла темноволосая девочка с химической завивкой, на вид лет тридцати.

— Вы что-нибудь понимаете в фотоаппаратах? — спросила она и повертела у меня перед лицом какой-то иностранной моделью, но при этом не «мыльницей».

— Нет, — ответил я, — …но можно попробовать, хотя я ничего не могу обещать, поскольку и вправду не очень-то в этом разбираюсь.

Действительно, я ничего не понимаю в фотоаппаратах, кроме самых общих принципов их работы.

Видите ли, 29 января 1982 года, в день моего девятилетия, муж сестры моей мамы дядя Серёжа, настоящий фотолюбитель, подарил мне мой первый и, надо сказать, последний, фотоаппарат «Смена-8М», сделанный на питерском, а тогда ленинградском заводе «ЛОМО».

В нём всё было почти по-настоящему, ибо «мыльницы» ещё не изобрели. Надо было вручную устанавливать примерное расстояние до объекта, пальцами перематывать плёнку и даже выставлять на специальной шкале вид этой самой плёнки. Если помните, были у этих самых совковых плёнок «Свема», «Вятка» и прочих некие определяющие цифры, которые и были напечатаны на коробках очень крупным щшрифтом — 32, 65, 250 (больше не помню, но кажется наиболее универсальной была «65»). А уж том, как сложно было заряжать эту плёнку, впору писать отдельный тьрогательный рассказ. Достаточно сказать, что никаких закрытых кассет тогда не существовало, и проводить всю эту хитрую операцию надо было либо в идеально тёмной комнате, каковой идеал был практически недостижим (тем более в совмещённых санузлах «хрущовок», соединённых окном с кухней, откуда всегда бил яркий солнечный свет), либо, что было наиболее надёжно, вслепую, под ватным одеялом, аккуратно просунув туда две шаловливые детские лапки. В конечном счёте, когда мне это наконец удавалось, я никогда не мог быть уверен, что уже не засветил плёнку на этапе зарядки, и поэтому каждый из снимаемых мною тридцати шести кадров, вводил меня в странное состояние души, которое со временем стало во мне доминирующим. Снимая что-либо впечатлившее моё детское воображение, я всегда был морально готов к тому, что из этого скорее всего ничего не выйдет. Но всё-таки я снимал. И всё-таки процентах в семидесяти ничего не выходило. Но я опять снимал, и опять не выходило. Слаб всё-таки Человек перед лицом явлений физического мира! (О «нефизическом» я уж и вовсе молчу.)

— Можно попробовать, но я плохо в этом разбираюсь, — повторил я девочке лет тридцати с короткими тёмными волосами в химической завивке, — А что конкретно не работает?

— У меня не нажимается кнопка! — ответила она.

Я посмотрел на девочку, на её фотоаппарат, затем вглубь себя, где не нашёл ничего, кроме желания задать идиотский вопрос, на батарейках ли он или нет. Обнаружив у себя внутри подобную глупость, я сказал следующее: «Вы знаете, я, конечно, могу попробовать, но не уверен, что не сделаю хуже. Наверное, лучше обратиться к кому-нибудь более компетентному». И замолчал. Девушка выдержала секунд тридцать паузы и тихо воскликнула: «Ехать через всю Москву для того, чтобы ничего не получилось!» Она молча постояла возле меня ещё какое-то время и начала удаляться. Я смотрел, как она медленно движется от меня к Церкви Большого Вознесения, и думал о том, что из всего этого при иных обстоятельствах могла бы выйти целая история, целая, быть может, красивая сказка, но, принципе, я рад, что ничего такого на сей раз не будет.

Потом я вспомнил утро 8-го августа 1993-го года.

В тот день, практически на рассвете, в самом начале седьмого я в довольно возбуждённом состоянии и, надо думать, поэтому в достаточно хорошем темпе, двигался пешком от метро «Кропоткинская» к своему дому на Малой Бронной улице.

Причин для приподнятого настроения было много. Накануне состоялась свадьба моих друзей Олега Тогоева и Маши Варденга. Там-то я и познакомился с некоей девушкой по имени Лена. Честно говоря, в тот период я был весьма озабочен, хотя не скажу, чтоб уж прям сексуально, но всё-таки в плане поиска второй половины. Маша, старая сводница, давно прочила мне в «подружки» какую-то Лену, но я никогда не любил «сводничества», да + к тому меня пугало, что эта Лена на пять лет старше меня, что означало, что если у нас всё «срастётся», то придётся слать на хуй всю музыку, всё искусство, всю мою социальную полуактивность и тупо зарабатывать деньги, ибо когда девочке почти двадцать шесть, думал я, в чём, конечно, был прав, это не игрушки, — надо строить гнездо и рожать.