XXS - [15]

Вечером я встретилась у Никки со всеми сво­ими друзьями. Я так обрадовалась, что вижу их снова! Амелию, Никки, Майка, Даниэля, Басти и Фио ну.

Здесь, в нашем городе, существует четыре большие группировки. Вейденфельдеры — это несколько парней с окраины города, они постоян­но носятся на своих мотоциклах. С ними у нас нет проблем, нам нечего делить.

Еще есть мафия. Собственно говоря, против них никто ничего не имеет. Это русские, которые считают, что все их терпеть не могут. Поэтому они и стараются держаться вместе.

Команда Аша — к ним все относятся с уваже­нием. Никто даже рта не раскроет, чтобы сказать что-нибудь против них. Их никто не любит, но все молчат — кроме вейденфельдеров, тем ад по барабану.

А мы штернталеры. Звучит, конечно же, и тупо, и смешно. Так нас прозвали, потому что мы из ниж­ней части города, которая называется Штернталь. Кому это в голову пришло, я не знаю. Конечно же, в нашем городе есть полные придурки и ботаники, но с ними никто не связывается. Они нам настоль­ко не интересны, что мы о них даже не сплетнича­ем. А вообще-то все сплетничают друг о друге. Мы, штернталеры, больше всего сплетничаем о девицах Аша. Мы их до смерти терпеть не можем, этих зада­вак. Сплошные ути-пути!

На если честно, то я не могу сказать что их не­навижу. Просто я их почти не знаю. Я думаю, это скорее ревность. Все эти девицы на пару лет стар­ше нас у них просто больше опыта в том, что каса­ется отношений с парнями.

По крайней мере, так было до того, как я лопа­ла в клинику. А тут вдруг все мои друзья спелись с ребятами Аша. Они теперь не разлей вода.

А я ведь с ними незнакома. Это меня ужасно злит. Но самое отвратительное — это Аш, самый чокнутый задавака, которого я знаю, к тому же он по уши втрескался в Амелию, и она теперь разво-ображаяась. А младший брат Аша учится в моем классе. Уверена, скоро Амелия и Аш будут вместе. А это настоящая катастрофа.

Никки и Фиона тоже считают его чокнутым.

Я бы лучше общалась с вейденфельдеровски- ми мальчишками. Там есть один из девятого клас­са, который мне почти нравится. У него черные волосы и темно-карие глаза. Его зовут Юлиус, ему шестнадцать лет. Из-за него я даже сперла хрес­томатию.

Дело было так. В начале учебного года нам по­ставили замещение в кабинете восьмиклассников. Я как всегда сидела на одном из лучших мест в по­следнем ряду, потому что там легче болтать, ногти можно красить, завязывать бантики, делать само­летики, писать записки, просто что-нибудь разгля­дывать. Поскольку мне, как всегда, стало скучно, я начала рыться в вещах под партой — в смысле ве­щах того ученика, который обычно сидит на этом месте. Я нашла пустую бутылку из-под «Фанты», тетрадь по географии, какой-то странный журнал и хрестоматию, которой в восьмом классе пользо­вался Юлиус. Внизу стояла его подпись. Я не смог­ла удержаться, я просто не могла ее не взять! Бед­ный парень из восьмого класса!

Сегодня вечером я не пошла домой. Переноче­вала у Никки. Мой отец очень разволновался, но пока он делает это по телефону, а я вне досягае­мости, мне плевать. Маме Никки не мешает, что я ночую у них. Она сейчас в нервной клинике. У Никки спокойные каникулы. Как ей хорошо!

Вторник,, 28 мая 1996

С утра мы с Никки все время торчали в ванной. Из окна там видно, когда мой отец уходит из до. ма. Как только он сел в свое ржавое корыто, мы с Никки бросились к нам в квартиру, я взяла кое- что из одежды и несколько жизненно необходи­мых вещей. Мы с Никки решили, что каникулы я проведу у нее. Мой отец больше не может мной командовать. Хотя мне всего тринадцать, но я счи­таю, что он вообще не имеет права ничего мне го­ворить. То, что он на двадцать лет старше, совсем не значит, что у него достаточно мозгов, чтобы ме­ня воспитывать. Уж лучше я обойдусь без его вос­питания!

Я сказала Никки, чтобы она вернулась к себе, а я приду чуть позже. Она ушла, а я решила поесть.

На меня просто жор напал, я даже сама ничего не поняла: две булочки с «Нутеллой», два сливоч­ных пудинга, пачку «Тоффи», несколько медвежат- гамми, яблоко, половину пиццы, пол-огурца, поми­дор, вареное яйцо и ванильное мороженое. Если бы я умяла это хотя бы в течение суток — так нет, я заглотила всё сразу. Вчера я не ела целый день, а теперь мне ужасно захотелось сладкого. Конеч­но, мне тут же стало плохо, поэтому пришлось за­есть несладким. В результате меня вырвало. Как мне было плохо! Но потом стало лучше.

Рвота — это внутреннее очищение. К тому же я никогда не умела есть нормально. Я просто не могу есть нормально!

Сегодня вечером к нам пришли Даниэль и Майк. Конечно же у них было с собой курево. Я первый раз в жизни сама свернула самокрутку. Она получилась классная и очень вкусная. Мы все окосели, валялись в гостиной и пытались хотя бы воспринимать звуки. Было клево!

Даниэль накачался до такой степени, что пы­тался вешать мне лапшу на уши, как будто я его ве­ликая любовь. Не знаю, верить ли ему. Мне дей­ствительно очень нравится Даниэль, он умеет не лезть в душу, у него приятное лицо. Но мне от не­го ничего не нужно. Со мной всегда так. Именно поэтому у меня никогда не будет друга. Мне мно­гие нравятся, но я никогда не влюбляюсь. Или же я влюбляюсь в парней, которые намного старше и недосягаемы, в таких, которые не хотят иметь ни­чего общего с тринадцатилетними малявками и видят во мне ребенка, а не женщину. Даже в мечтах я не становлюсь женщиной. Никки всего на полгода старше меня, а месячные у нее нача­лись больше года назад. Амелия на месяц младше, но у нее уже было целых три раза; Фионе пятна­дцать. у нее месячные уже два года. Боюсь, что я так никогда и не стану женщиной. Теоретически это возможно, если я так и не научусь есть нор­мально. Эта Эвелин из клиники — ей уже восем­надцать, а месячные у нее начались только в пси­хушке, когда ей стали колоть гормоны. Если голо­дать долго, то можно даже лишиться мозга. У нее так и было, я это знаю из надежных источников.