XXS - [11]

Итак, все остальное, а также могу я позвонить или нет, мы узнаем в следующей серии фильма «Доктор Новак, Рубильник».

За завтраком я схитрила. Масло и мармелад намазала на тарелку снизу, потому что есть их мне не хотелось. Обед заглотила почти полно­стью. Господин Форстер отнял у меня перец, по­тому что боялся, что я наперчу еду, чтобы она стала несъедобной. И как они только всё заме­чают!

Эвелин, девочка, которая постоянно отказыва­ется есть, была сегодня особенно гадкой, я увере­на, что это из-за меня. Эвелин давно вбила себе в голову, что у нее нет никаких шансов против ме­ня с моей анорексией, потому что она тут гораздо дольше и ее уже успели откормить. Вот она и устроила цирк. Дежурным господину Форстеру и фрау Вердини сначала пришлось силой тащ_И1ь ее за стол. Она отбивалась руками и ногами и в результате завалилась на пол прямо в общей комнате. Вот это было сражение! В конце концов господин Форстер дотащил ее до стола, фрау Вер­дини подставила под нее стул, а потом они объ­единенными усилиями прижали Эвелин к сиде­нью. Она так и сидела, пока не поели все осталь­ные. Фрау Вердини все время повторяла: «Эвелин, ешь!» Но та продержалась до конца. Когда мы вышли и даже когда мне дали полдник, она все еще сидела. Наверняка вся еда остыла.

Мне доставило такое удовольствие ее прово­цировать! Поэтому на свой виноград и йогурт я потратила целых сорок пять минут.

В конце концов Эвелин совершила то, что мне ие привиделось бы даже в самом страшном сне. Она вскочила, пронеслась по всему коридору прямо к стеклянной двери и потом пять раз уда­рилась головой о стену. Вот был грохот! Все услышали и вылетели из палат, чтобы посмотреть, что случилось. Она визжала и вдобавок каждые десять секунд издавала жуткий крик. Фрау Вер­дини пришлось воспользоваться свистком.

У каждого воспитателя есть такой свисток. Они могут им пользоваться только в экстренных ситуациях, то есть если им что-то угрожает или если просто не знают, что делать. Свист раздает- 0, у всех воспитателей на всех отделениях, и все сбегаются на помощь.

Свисток фрау Вердини свистел невероятно громко, почти как сигнализация. Вскоре в нашем коридоре уже было не меньше трех чужих вос­питателей, которые примчались, чтобы выяснить, что случилось. Эвелин все еще визжала. Но ед­ва она заметила обступивших ее любопытных и воспитателей, как тут же успокоилась. Она по­лучила то, что хотела: колоссальную суету во­круг своей персоны, она заставила всех прыгать вокруг себя!

Мерзкая эгоистка! Как там сказала Лиз, когда я пришла есть в первый раз: «Все это только спектакль!» Она права.

Вот бы я посмеялась, если бы Эвелин запер­ли! Это было бы только справедливо. Но ничего подобного. Вместо этого ей назначили дополни­тельную встречу с Рубильником.

Ему она наверняка не рассказала, что ей при­шлось сдать свои позиции, что теперь она тут не самая больная и не находится в центре внимания с утра до ночи. И что она терпеть не может, если воспитатели во время еды на мою тарелку смотрят больше, чем на ее, хотя я не веду себя так по- идиотски, как она. Вот это триумф!

Вторник, 26 марта 1996

К сожалению, в последнее время мне не часто удается добраться до дневника. Уже несколько недель я не должна постоянно быть в постели

Рубильник кроме таблеток от истощения вы­писал мне еще и антидепрессант, который помо­гает хорошо спать. Я должна принять 75 милли­граммов.

За это время я прошла все возможные виды терапии. Музыкальная терапия — это самое смешное, что есть в клинике, если, конечно, не считать Рубильника. Врача зовут Буркхард Блюм- хенпфлюккер. Из-за очков он очень похож на филина, так считаю не только я но и все осталь­ные. Все говорят, что он самая настоящая сова.

На его сеансах нас восемь человек. Вначале мы описываем Сове свое настроение. Если ты на­строем агрессивно, можешь бить в барабан, если печален — берешь какой-нибудь тихий инстру­мент. Каждый дудит, как говорится, в свою дуду до тех пор, пока Сова не говорит: «Угууу.а те­перь сыграем все вместе!» И тогда не следует вы­ражать свои чувства, нужно ощутить себя частью целого^ выбрав себе конкретную роль, например задавать такт. Сначала я как ненормальная стуча­ла по инструментам, но потом мне стало смер­тельно скучна и я даже закосила пару занятий.

По пятницам индивидуальная художественная терапия у фрау Велльштейн. У нее рыжие волосы до плеч, она слегка пухленькая, но при этом неве­роятно милая. С ней мне разговаривать гораздо приятнее, чем с Рубильником. Если бы я встреча­лась с ней чаще чем раз в неделю, у нее были бы неплохие шансы стать моей новой матерью. Худо­жественная терапия — одна из немногих, достав­ляющих мне удовольствие. Я могу мазать огром­ным количеством красок. Потом мы с фрау Велль­штейн разговариваем про картины, иногда мне даже удается интерпретировать их самостоятель­но. Моей первой нарисованной на художествен- иой терапии картиной была абсолютно дикая комбинация красок на огромном листе бумаги — тысячи маленьких клякс которые я ляпала как сумасшедшая. Это соответствовало состоянию моей психики в момент появления здесь. Всё на­перекосяк и безотрадно! А на последнем занятии мы сравнивали мою первую картину с самой но­вой. Краски на новой были упорядочены и более веселые. Мне и на самом деле гораздо лучше, если говорить о моей психике. (По крайней мере, я так думаю.)