XV легион - [27]

Их повозку перегнала тележка маркитанта. Серый мул в такт шагу кивал длинными ушами. На тележке восседала красивая полная женщина, кутаясь в плащ. Тщедушный человек с серенькой бороденкой, как у козла, продавал обступившим его походную лавчонку солдатам хлебы и вяленую рыбу. Рыжебородый гигант, только что распекший солдата за неприличное поведение, при виде женщины расцвел в улыбке, как роза. Он подъехал поближе и, склонясь к маркитантке, потрогал ее за подбородок. Женщина глазами показала на болезненного торговца, своего супруга, с которым в этот момент торговался какой-то солдат. Видя, что муж в коммерческом ажиотаже, увлеченный спором с солдатом из-за лишнего обола, ничего не замечает, женщина улыбнулась обещающе и выставила свою высокую грудь. Центурион самодовольно ухмыльнулся.

– Она отлетает в слезах... – продолжал Виргилиан, – и уже ничто, ни горе разлуки, ни воспоминания не заставят ее вернуться в покинутое тело. Но что оно без души? Падаль. Жалкое распадение атомов...

Центурион, улучив момент, опять подъехал к тележке и шепнул красавице:

– Красотка, когда будешь в Карнунте, спроси в лагере центуриона Максимина!

Женщина блеснула двумя рядами белых зубов. Закрыв на мгновение глаза, она дала понять, что спросит. Центурион, довольный приятной встречей, отъехал прочь.

Виргилиан задремал. Сквозь сон он думал о Грациане, об этой пятнадцатилетней девочке, ради которой он тащился опять в Карнунт, в дождь, среди военных тревог. Что это, любовь? Было что-то стыдное в этом чувстве. Точно он, опытный в делах любви, любовник Соэмии и многих других женщин, не имел права прикасаться к чистому телу Грацианы. В памяти вставал ее высокий, выпуклый и чистый лоб. Он вспомнил, как украдкой читал ей стихи, а она слушала, обняв руками колени. Она казалась ему теперь прохладной статуей, далекой от всех страстей. Так статуи отстраняют от себя воздух земли вечным движением прелестных рук.

Позади раздался глухой топот подков. Это Марк Клавдий Агриппа, проконсул обеих Панноний и императорский легат, в сопровождении скифов перегонял повозки, центурии, толпы беженцев. На нем развевался красный плащ. Лицо было поднято с надменной улыбкой к небесам. Казалось, на нем лежало все бремя величия Рима. Кто-то из всадников крикнул месившим грязь классиариям:

– Пехота, не пыли!..

К вечеру пошел холодный дождь. С наступлением темноты конные части Цессия Лонга первыми вошли в Аррабону. Почти одновременно прибыли когорты XIV легиона из Карнунта и вспомогательные алы из Бригецио. Им было поручено преследование отступавшего к Дунаю противника.

Сражение было выиграно по всем правилам военной науки. Получив в разгаре битвы сведения о движении частей XIV легиона у себя в тылу, варвары отхлынули. Фаланга Лонга несокрушимо стояла. Унося некоторых из своих убитых, может быть, вождей или их близких, сарматы в панике рассыпались по всему полю. Солнце склонялось к западу. Тогда, видя бегство противника, Цессий Лонг приказал трубить победу. Зная, как действует на варваров однообразность и мерность римского строя, легат двинул легион вперед. Пройдя три тысячи шагов, солдаты остановились. Не рассчитывая на остатки утомленной и сильно поредевшей конницы Ация, Лонг не позволил ему преследовать отступавших. Эта задача была поручена алам, прибывшим из Бригецио. Салерн, опасаясь оставить Карнунт без прикрытия и получив от лазутчиков сведения, что на противоположном берегу Дуная, против Карнунта, накопляются конные массы варваров, медлил с выступлением, и его четыре когорты прибыли в самый последний момент.

Цессий Лонг снял шлем.

– Пусть центурионы проверят людей! – сказал он подъехавшему Корнелину.

Изнуренные сражением легионеры легли на землю, в грязь, рядом с трупами, и не желали вставать, несмотря на окрики центурионов. Раненые хрипели, изрыгали хулу на светлых богов, на мир. Александр возился среди них, промывая раны уксусом, его помощники перевязывали солдат и давали им освежительное питье, тот же уксус, смешанный с водой. Изрубленный в сражении ветеран прошептал, когда над ним склонился врач:

– Предайте меня смерти!..

Александр осмотрел его: ужасный удар меча между шеей и плечом, такой глубокий, что под исковерканной ключицей было видно легкое, все в пузырьках воздуха. А в паху торчал остаток стрелы.

– Подайте чашу, – шепнул врач.

Ему подали с осторожностью страшную чашу.

– Выпей!..

Раздвинув ножом зубы, Александр влил в рот ветерану глоток последнего пития. Тело еще сделало несколько судорожных движений, потом все было кончено. Мертвые глаза ветерана уставились на небо, где его ждал, раскрывая братские объятия, солдатский бог Геркулес.

– Смерть, достойная мужа, – сказал Александр.

Рядом ударами меча добили двух тяжко раненных варваров. Других пинками окованных гвоздями тяжелых солдатских калиг заставили подняться, перевязали веревками, погнали под охраной в Саварию.

Передовые части легиона вступили в Аррабону в полночь. Город уже был оставлен варварами, устремившимися к Дунаю. Несмотря на дождь, в городе пахло горелым, кое-где дымились пожарища, на форуме и на маленьком амфитеатре, где бродячие мимы еще недавно ставили пантомиму «Пояс Венеры», лежали кучи конского навоза. Почти все статуи были обезглавлены.