With the sun - [37]

- Гарри, - Колин перехватил гриффиндорца за локоть. - Ты обещал, что мы поговорим.

- Обещал?.. - повторил Гарри, пытаясь сообразить, как он мог совершить такую непростительную ошибку.

- Да, тогда, после обеда в коридоре, - без особой нужды напомнил Колин. - Давай выйдем и поболтаем, а то здесь… так шумно.

«По-французски болтать будете?» - вклинилась слизеринская сущность; будь у неё материальный рот, из него в этот момент стекал бы и капал по подбородку такой яд, что позавидовал бы даже Снейп. Гарри, по укоренившейся привычке, проигнорировал её. «Зря ты это делаешь», - критически заметила гриффиндорская сущность. Гарри и на неё не обратил никакого внимания: музыка и шум разговоров в баре и непривычно большое количество спиртного в крови надёжно заглушали любой глас разума.

На улице было куда тише и холодней.

- Так о чём ты хотел… погв-рить? - Гарри с некоторым усилием сфокусировал взгляд на лице Колина; пятна зелёного света мерцали, метались, прыгали, как сумасшедшие, переливались один в другой.

- Гарри, - Колин взял руки Гарри в свои, не обращая внимания на слабые попытки высвободиться. - Я люблю тебя, Гарри.

Сказал и замолчал, ожидая реакции. Гарри тихонько пьяненько хихикал, пытаясь выдернуть руки.

- А ты, Гарри? - так и не дождавшись ничего членораздельного, Колин решил подтолкнуть гриффиндорца к вербальному способу общения. - Как ты ко мне относишься?

- Ну-у… ты типа друг, - Гарри посмотрел Колину в глаза, сам не сознавая, каким соблазнительным выглядит в этот момент. - И я люблю Драко. И ты мой сту - ик! - дент. Так что лучше не того… не надо начинать даже.

- Глупости какие! - решительно заявил Криви. - Малфой - ничему не помеха. Он - слизеринец, и вообще… Малфой. И я уже совершеннолетний. И тебе никто ничего не скажет… ты же - Гарри Поттер! - завершив свою в высшей степени интеллектуальную речь, он наклонился и крепко поцеловал Гарри в губы.

Ничего особенного Гарри не ощутил, кроме возмущения и противления вкусу незнакомых губ, не таких нежных и напористых одновременно, как губы Драко. Совсем чужих, совсем ненужных, лишних. Он задёргался, активно высвобождаясь. Увлёкшийся Колин неосмотрительно выпустил запястья Поттера, которые оба почти что помещались в одной ладони Криви, и Гарри порывисто отступил на два шага, шатаясь, встревоженный каким-то странным гортанным звуком со стороны… странно знакомым звуком. Повернув голову в ту сторону, откуда слышался этот звук, гриффиндорец увидел в лунном свете копну платиновых блестящих волос, огромные льдисто-серые глаза и сжатые до белизны губы на тонком лице.

- Драко… - слабо окликнул Гарри.

Не говоря в ответ ни слова, слизеринец сделал шаг назад. Гарри беспомощно протянул к нему руки. Чья-то высокая тонкая фигура скользнула из тени дома и, прикоснувшись к плечу блондина, дизаппарировала вместе с ним. Гарри, оставшись наедине с растерянным Колином, осел на пыльный асфальт. Ноги уже не держали, хотя он как-то резко протрезвел.

Схватившись за голову, Гарри монотонно раскачивался из стороны в сторону и робко надеялся заплакать, чтобы было не так больно. Но у него всё не получалось, и перед глазами темнело, и голос суетившегося где-то поблизости Криви доносился, как сквозь вату…

* * *

Драко ничем не выказал, что ему не нравится идея отпустить Гарри на мальчишник Уизела. Он беспокоился о нём… ну и да, хорошо-хорошо, ревновал к каждому столбу. Но и страх за жизнь Гарри тоже присутствовал в немалой мере. Множество Пожирателей скрылось от аврорских отрядов и мечтало прикончить наглого мальчишку Поттера. Другое дело, что соваться они не рискнули бы, когда он был в трезвом и пригодном для боя состоянии, когда же он будет пьян вдребадан… Но ограничивать как-то передвижения и контакты Гарри слизеринец не считал себя вправе, поэтому, скрепя сердце, изобразил, что всё нормально, и сварил антипохмельное зелье.

Но на душе скребли кошки весь день в субботу, пока блондин снова работал на практической - единственном в тот день занятии, начавшемся довольно поздно (чтобы все успели выспаться - и профессора, и студенты). На этот раз работать нужно было в паре, и Драко не мог не признать, что, что бы там ни стряслось с неожиданно забывшим обиду Крестовым, примирение было весьма кстати. На этот раз, однако, Драко работал чётко, аккуратно и сосредоточенно, не желая вновь опозориться перед всеми преподавателями. Фурвус Лауз внимательно наблюдал за Драко и Антоном от преподавательского стола, но заводить душевные разговоры не подходил. И то хлеб. Драко не был расположен играть в игры, правила которых были ему совершенно не известны.

После занятий Крестов вновь затащил Драко обедать, точнее, пить чай - было уже пять часов. Разговор шёл не о Зельях и даже не об общих школьных воспоминаниях, а об искусстве. Блондин никогда бы не подумал, что замкнутый Крестов увлечён Вермеером, Тицианом и Эль Греко и отлично разбирается в модернистском искусстве. Он никогда раньше не говорил так открыто и вдохновенно, и с каждой секундой Драко укреплялся в мысли, что с Крестовым что-то произошло. Причём явно что-то не очень-то ладное.