Взрыв (Вспышка) - [4]

На Солнце не существует никого, подобного им. Нет никаких устаревших или неудачливых плазмотов, нет и возможности появления более многообещающих плазмотов будущего. Этим простым существам угрожает только падение и разрыв на безопасной тропинке по обеим сторонам пропасти.

Плазмоты не наблюдают признаков эволюции и не имеют ни малейшего понятия, как и откуда они появились на свет. Подобно дельфинам и китам в своей окружающей среде они неповторимы. Вдумчивый наблюдатель мог бы предположить, что предки плазмотов могли появиться в иное время и в ином месте. Пусть даже это так, плазмоты не помнят ничего подобного, они лишь плывут вперед, распевая веселые песни.

Глава 3 На зеленой планете

Рамапитек

      Австралопитек

                Питекантроп прямоходящий

                         Неандерталец

Восточная Африка, около миллиона лет до н.э.

Га-а заметила движущуюся по земле ящерицу. Она знала, что по деревьям значительно удобнее перемещаться, а с помощью цепких и сильных пальцев, помогающих карабкаться, обезьяна могла практически порхать с ветки на ветку. Однако ящерица ползла по земле, под покровом листьев, и Га-а вовсе не хотела, чтобы та ускользнула. Ящерицы были вкусной пищей, но умели зарываться в листья и исчезать, поэтому обезьяна решила поймать пресмыкающееся на земле и не дать ему скрыться. Рывок вправо, влево; ящерица бежала быстро. Она знала, что за ней гонятся, и торопилась изо всех сил, так что преследовательнице тоже пришлось ускорить шаг. Ящерица скользнула под полог кустарников, и Га-а принялась с помощью мощных рук продираться сквозь ветки, расчищая себе дорогу. Ее большие, широко расставленные глаза, привыкшие к полумраку тенистых лесов, различали мельчайшие оттенки цветов, позволяя отыскивать зеленовато-серую ящерицу на фоне листвы. Глубоко посаженные и оттопыренные уши, привыкшие к шелесту деревьев в лесной чащобе, ловили шорох когтей ящерицы, сливающийся с трепетом листьев. И лишь только вздернутый нос, не привыкший к запахам, ничего не мог поведать о возможном пути беглеца. К тому же то ли ящерицы сами не имеют резкого запаха, то ли нет особой разницы между их запахом и запахом листьев, но Га-а следовала за жертвой, доверяя лишь зрению и слуху.

Пробившись сквозь низкорослый кустарник, обезьяна почувствовала под ногами твердую почву. Га-а не могла понять, удалось ли ей обогнать свою добычу. Ведь ящерица скользила в глубине кустов, двигаясь медленно, почти не слышно.

Воздух вокруг стал ярче, жарче… белее. Соленый, как кровь, пот тек по лицу. Его вкус напомнил Га-а о свежей ящерице. Она отодвинула ветку, рванулась было вперед, но вдруг остановилась как вкопанная.

Мир был по-прежнему зеленым, только теперь он накалился и отливал белизной. Кустарник перешел в колючие растения, на которые Га-а порой натыкалась во время своих лесных странствий. Насколько могли различить ее глаза, перед ней простиралось нескончаемое море трав, колышущихся на ветру, который здесь, на равнине, дул в полную силу.

Га-а прикрыла глаза длинными корявыми пальцами, защищаясь от нестерпимого света. Нечто похожее случалось с ней, когда она взбиралась на макушку дерева, где тонкие пружинящие ветки уже не могли держать ее, где ослепительный свет ниспадал на зелень леса, а ветер пел страстную, громоподобную песню.

Обезьяна слегка раздвинула пальцы. Свет по-прежнему был нестерпим, однако теперь она могла кое-что различить. Невдалеке серым пятном на фоне ярко-зеленых склонившихся трав виднелась ящерица, бежавшая по стелющимся колючкам, в то время как шорох сухого ветра скрадывал ее шаги.

Как будто догадавшись о своей победе, ящерица остановилась. Привстав на мгновение на задние лапы, она обернулась и высунула язык, после чего потрусила дальше, словно набравшись сил и храбрости у яркого света.

Га-а взглянула вверх, на небо, такое огромное и ярко-голубое. В лесу она могла видеть лишь небольшие островки неба, появлявшиеся, когда порыв ветра разрывал кроны деревьев.

Где-то высоко на небе было еще что-то, но туда Га-а не могла взглянуть. Свет был слишком ярок и непереносим для нежных, широко расставленных глаз. Ящерице сияние было нипочем, а вот обезьяну оно пугало.

Га-а отняла руку от глаз, повернулась и принялась ломиться сквозь кусты обратно, растворившись в приветливом сумраке леса, который был ее настоящим.

Но не будущим.

Оградили решеткой собак и козлов круторогих,

      Насадили в полях золотистую рожь и ячмень,

                Под ярмо подвели вольных прежде коней и быков,

                     Взяли пряжу, свивая одежды себе.

Парсумаш, около 6500 г. до н.э.

Хаддад наблюдал, как его помощники перетирают зеленые глыбы в пыль. Сдерживая дыхание, он считал торжественные удары пестов по каменной залежи. Растягивались сухожилия, вздымались и пучились вены на руках, дробивших малахитовые глыбы. Только когда зеленая крошка становилась похожей на речной песок, можно было начинать следующий этап…

Рабы принесли сосуды с углем – деревом, пережигаемым под землей так, что хрупкая белая древесина превращалась в черные куски. Эти куски также следовало растереть в пыль. Рабы принялись бросать пригоршни угля в малахитовую крошку, но помощники не прекращали свой труд. Когда Хаддад убедился, что все сделано правильно, он отправил подручных за тростниковыми трубками, а рабы побежали принести факелы из смолистой сосны.