Взрыв Генерального штаба - [4]

Конечно, ежедневная жизнь укладывалась в рамки уставов не всегда. Случались и шалости. Командиры взводов и рот и сам генерал — начальник школы — смотрели на них с известной долей снисходительности. Видимо, понимали: мальчишки есть мальчишки. Лишь бы их проказы не нарушали — это самое главное! — принципов гвардейской чести и не выходили за известные границы. Ну, а если порой и выходили, тогда…

— Курсант Бельский. Весьма сожалею, но вам придется снять пояс и доложить дежурному командиру, что вы отправляетесь под арест на сутки…

Даже в этом был свой интерес, своя романтика.

…Но сейчас не было никакой романтики, никакого интереса. Только застывший в груди ком — сгусток стыда и горечи.

Лён стоял перед строем уже без формы — в той жалкой интернатской одежонке, в которой привезли его сюда год назад.

Теперь было заметно, как он вытянулся за этот год. Бахрома узких обтрепанных штанов раньше достигала середины икр, а теперь она едва прикрывала колени. Кисти рук беззащитно высовывались из обшлагов тесной вельветовой курточки. Прошлогодние сандалии оказались совсем малы, поэтому штрафнику оставили казенные черные ботинки. По-уставному начищенные до блеска, они казались нелепыми на тощих голых ногах…

Офицеры, стоявшие отдельной шеренгой слева от группы знаменосцев, были неподвижны. Только седой подполковник (бывший майор, приезжавший за Лёном в интернат) надел очки и поднес к ним очень белый твердый лист.

Подполковник читал слегка монотонно, однако внятно и громко…

— …впервые за все время существования нашей славной школы. Находясь в составе парного караула на одном из самых ответственных постов, проявил преступное небрежение к своим обязанностям и, по собственному признанию, не наблюдал за подходами к складу, а пытался разглядеть в бинокль спутники планеты Юпитер…

«Господи, неужели все верят, что я в с а м о м д е л е мог такое?..»

— … Что и дало возможность преступным агентам незаконной повстанческой армии йосских сепаратистов совершить хищение нескольких десятков единиц стрелкового оружия. Случай небывалый сам по себе, а в военное время обретающий особую тяжесть, ибо это хищение ощутимо усиливает противника и может послужить причиной гибели многих доблестных защитников Империи…

«Скорей бы уж все кончилось…»

— Учитывая тяжесть преступления, военный трибунал приговорил старшего в ночном карауле — капрала Кроха — к расстрелу…

Чуть заметное шевеление прошло по строю.

— Прошу порядка, господа… — в голосе подполковника слегка поубавилась официальность. — Что касается воспитанника Бельского, то… тринадцатилетних мальчиков, даже если они носят гвардейскую форму, под трибунал не отдают и не расстреливают. Но его преступление от этого не становится меньше. Командирский совет школы постановил…

Подполковник впервые поднял очки от листа и обвел ими строй. А на Лёна так и не взглянул.

— …постановил: изгнать бывшего воспитанника Леонтия Альберта Бельского из наших рядов. Оповестить все военные школы Империи, что вышеупомянутый Леонтий Альберт Бельский лишен права быть зачисленным в эти учебные заведения. Он также не имеет права быть принятым ни в какие военные части и учреждения в качестве юного волонтера или сына полка… Кроме того, учитывая тяжесть содеянного, совет командиров решил прибегнуть к дополнительному возмездию и вернуться для этого к традициям кадетских корпусов прежнего времени…

Опять шевеление…

— После процедуры лишения воинской чести бывший воспитанник Бельский проведет ночь в подземной камере гауптвахты, а утром будет подвергнут пяти ударам шомполом от старинной винтовки образца тысяча восемьсот девяносто шестого года. После этого Бельского выведут за территорию школы и предоставят его собственной судьбе… Публичные наказания запрещены законом, но экзекуция будет снята видеокамерой, и вам придется посмотреть этот эпизод в вечернем выпуске школьных известий… А теперь — приступайте.

Два унтера не грубо, но сильно взяли Лёна за локти и за плечи, надавили, поставили на колени. Тощий молоденький лейтенант с бесстрастным лицом сильно согнул над его головой тонкий клинок. Лён этого не видел, но услышал пружинный звон, когда шпага сломалась.

Тут же его опять крепко взяли за локти и повели из зала (Лён еле успевал переставлять ноги).

Кортик генерала

Его заставили спуститься по винтовой чугунной лестнице (закружилась голова). Затем был низкий кирпичный коридор. В середине коридора унтеров и Лёна встретил капитан Харц, адъютант начальника школы. Приказал унтерам:

— Ступайте обратно. Дальше я сам…

Унтера загрохали по ступеням, а Харц взял бывшего воспитанника за плечо.

— Вот сюда, Бельский…

За железной глухой дверью оказалась не камера. Была комната с шелковистыми обоями и портретом Его величества. Без окон, с теплым светом торшера и с покрытой чехлами мебелью.

Генерал сидел за украшенным львиными мордами письменным столом. Он встал.

Он не просто встал, а почти что по стойке смирно. И сказал тихо:

— Садитесь, друг мой…

Лён быстро сел на край кресла. Лбом лег на край стола и зарыдал.

Генерал остановился за его трясущейся спиной. И терпеливо ждал, когда рыдания станут потише. Нагнулся.