Взорванный век - [30]

— Ну и куда же вы, сударь, пропали? — начала княгиня свой допрос.

Путиловский вздохнул и решил говорить только правду. Но правду можно донести до собеседника многими способами, коих мудрый человек может выдумать не менее сотни. И Пьеро замер в нерешительности перед выбором способа донесения, покраснел и замолк. Он не мог сказать всей правды. Но, как оказалось, этого от него и не ждали, поскольку княгиня была обо всем осведомлена гораздо лучше самого Путиловского.

— Я слышала, ты скоро женишься? Тебя можно поздравить, дружок?

— Можно, — осторожно позволил Путиловский и тут же пожалел о сказанном. Поздравление княгини было искренним, жарким и очень продолжительным. Когда оно закончилось, на улице изрядно потемнело. Или это потемнело у Путиловского в глазах?

Отдышавшись, Пьеро решил вести себя более решительно.

— Анна, — твердо сказал он.

Далее решимость покинула его. Даже попытки вызвать перед глазами образ Нины ни к чему не привели, потому что образ княгини был гораздо реальнее, ярче и ближе. А закрыть глаза означало дать княгине неоспоримое преимущество, которым она воспользовалась бы без жалости к чувствам новоиспеченного жениха.

— Анна, — еще тверже произнес Путиловский.

В третий раз произнести имя княгини не удалось, потому что она заговорила сама.

— Вот ты какой! Такой же, как все! Стоило нам волею небес («Министерства юстиции!$1 — подумал Павел) расстаться на две недели, как эти две недели выросли в три месяца! И более, вместо того, чтобы узнать всю правду из твоих уст, уст человека, с которым я делила все, что можно делить на этом свете, я узнаю горькие вести самой последней! Хорошо, что золовка подготовила меня к этому…

Далее можно было и не слушать. «Так, — подумал Путиловский, — ясно, откуда ветер дует!» Золовка княгини, баронесса фон Норинг, была справочным бюро столицы, каковым, бывало, пользовался — только в служебных целях — и сам Путиловский. Баронесса фон Норинг хранила в своей голове сведения, составляющие государственную, семейную, родословную и церковную тайны сливок общества. Причем сама она сыском не занималась, а просто заносила в свою фантастическую память все то, что ей нашептывали окружающие.

Далее все добытое классифицировалось в ее памяти, раскладывалось по полочкам и выдавалось по первому требованию поклонникам ее специфического таланта. Так что выдумывать что‑либо в этой ситуации было бесполезно.

— Анна! — прервал поток обвинений Путиловский. — Драгоценная моя, пойми, я полюбил! Мы с тобой сколько раз условливались, что дадим свободу другому, как только он полюбит. Я приехал из Парижа и тут же узнал, что ты влюблена. Что делать, подумал я, кисмет! Судьба.

— Что делать? Приехать ко мне, позвонить, спросить! Возможно, я была влюблена, каюсь! Но два года нашей любви так просто из жизни не выкинешь! Тем более Базиль оказался бесчестным дураком: на каждом углу стал трубить о наших встречах! Бедный Серж от ревности чуть не свихнулся! Я все понимаю, говорит, но зачем именем размахивать?! И сразу уехал в Патагонию! Изучать пингвинов.

Путиловский искренне позавидовал князю Урусову и тем пингвинам, которых судьба сведет с таким милым человеком. По всему было ясно, что Анна предъявляет права на свободу Путиловского. И способна на все, даже на расстройство брака, чего Путиловский никак не хотел.

Им с княгиней часто было хорошо, даже очень хорошо, но ведь жизнь состоит не только из хорошего. Особенно семейная. Поэтому он полюбил Нину как свою будущую жену и мать своих будущих детей. А с Анной их связывало только прошлое. И как безболезненно развести прошлое с будущим, он в настоящее время не понимал. А если не понимаешь, как поступать, делай свое дело и будь что будет. Так гласила французская мудрость, почерпнутая бедным Пьеро в Париже.

Карета тем временем добралась до особняка Урусовых, въехала во двор и остановилась у входа в покои княгини.

— Надеюсь, вы выпьете со мной чашечку кофе, — сказала Анна, опираясь на поданную руку. — Серж из Арабии привез чудный кофе, с запахом настоящего фимиама! Ночь после него не спишь! И коробку манильских сигар вам в подарок!

Против такого искушения Пьеро устоять не мог, горестно вздохнул, мысленно перекрестился, ограждая себя от иных плотских соблазнов, и вступил на длинный персидский ковер от крыльца в комнаты княгини.

Анна сбросила шубу на руки старику–дворецкому. Путиловский кивнул ему, как старому знакомцу, и пошел протоптанной тропой навстречу неизвестности.

— Кофе в спальню, — приказала Анна горничной. — Пьеро, куда вы, друг мой? Спальня налево. Так быстро все забыли…

ГЛАВА 5 ЖЕНСКАЯ МЕСТЬ

Аптеку быстро привели в Божий вид: уже были вставлены витрины, внутри радостно суетились два столяра и заканчивали неожиданно свалившийся им на голову заказ, когда с клиента можно драть две шкуры, а он только знай денежки достает и на все согласен.

Максимовская, брезгливо сторонясь свежеокрашенных стен, прошла в провизорскую, где за столиком сидел и проверял счета сам Певзнер. Он поднял голову, кивнул и снова погрузился в бумаги, почувствовав, что кассирша пожаловала за расчетом. И когда Максимовская произнесла выношенную по дороге речь, Певзнер уже знал, что ей ответить.