Взмах ножа - [38]

Мак-Даугал терпеливо выслушал тираду Мудроу.

— Очень трогательно, сержант. Жаль, что вы не поймали его до того, как он переехал в наш город. Так или иначе, мы намерены судить мистера Бауманна здесь, в Вермонте.

— Какой же вы после этого полицейский?

— Я не собираюсь больше выслушивать ваши грубости, хотя и был к ним готов. Будем считать, что разговор закончен.

— Могу я хотя бы допросить его?

Мак-Даугал усмехнулся.

— Надеюсь, вы его не украдете?

— Мы, кажется, все выяснили.

— Скоро он будет готов к допросу.

Мудроу вышел, не сказав ни слова. Мак-Даугал абсолютно прав. Спорить было бесполезно. Потом он позвонит Эпштейну, чтобы поручить дело юристам. А пока прощупает Бауманна на случай, если штат Вермонт решит отпустить его.

Настроение Мудроу нельзя было назвать радужным, когда он пересекал большую парковку для автомобилей, разделявшую здание, где находился кабинет Мак-Даугала, и городскую тюрьму. Не улучшилось оно и при встрече с партнером Бауманна Анджело Паризи, нагнувшимся над багажником своего «понтиака», откуда он вытаскивал запасное колесо. То, что случилось дальше, подняло настроение сыщика ровно настолько, чтобы считать утро сносным. Когда Мудроу поравнялся с ним, Анджело, обкурившийся до чертиков, поднял глаза и узнал сержанта.

— Так, так, — сказал он с вершины своего блаженства. — Это кто же к нам приехал? Первая сволочь Нижнего Ист-Сайда?

Мудроу на секунду остановился, чтобы обдумать ситуацию. Во-первых, от вербовки Бауманна уже придется отказаться, потому как о том, что Мудроу здесь и для того именно, чтобы допросить Бауманна (а он мог оказаться в Бреттлборо только по одной причине), Анджело растрезвонит повсюду, и Бауманн потеряет какое-либо доверие в преступных кругах. Во-вторых, Мудроу понимал, что в Бреттлборо он не полицейский, а частное лицо и подчиняется законам наравне с остальными гражданами. Однако он повернулся так, чтобы оказаться лицом к лицу с обкуренным Анджело Паризи, и улыбка его ничего хорошего не предвещала.

— Эй, — вскричал Анджело, сообразив, что совершил ошибку. — Ты не можешь ничего мне сделать. Мы не в Нью-Йорке.

Не без удовольствия Мудроу двинул Анджело в грудь, и тот рухнул на свой «понтиак». При этом Анджело, у которого хватило ума не сопротивляться, выставил вперед руки, пытаясь защититься.

— Что ты мне сделаешь? Что ты мне сделаешь? — Единственное, что он мог, — повторять и повторять эту фразу.

— Полезай в багажник, Анджело.

— Что?

— Полезай в багажник. — Голос Мудроу был исполнен спокойствия, словно он предлагал своему собеседнику единственно правильное решение.

— Не полезу я ни в какой багажник.

Мудроу еще раз ударил Анджело в грудь, и Анджело снова завалился на «понтиак».

— Полезай в багажник.

Медленно, словно ведомый какой-то таинственной силой, Анджело Паризи подошел к багажнику. Мудроу следовал за ним. В багажнике лежала монтировка, и Анджело уже чувствовал ее приятный холодок в руке, но услышал за спиной смешок полицейского, и тогда он, как и Пако Бакили в больнице, от своего бессилия заплакал и полез в багажник.

— Ты не имеешь права, гадина, ты не имеешь права. — Он повторял это на разные лады, и с каждым его словом Мудроу улыбался все шире и откровенней. Сержант захлопнул багажник, положил ключи от «понтиака» в карман и направился к тюрьме. Анджело тут же начал стучать и орать, требуя, чтоб его выпустили.

Войдя в здание городской тюрьмы, Мудроу снова обдумал положение. Если завербовать Бауманна невозможно, значит, задача остается нерешенной, хотя он был уверен, что окружной прокурор и дальше будет Требовать, чтобы того выдали. В какой-то момент он решил вообще не допрашивать Бауманна, а ехать сразу в аэропорт и оттуда звонить Эпштейну, но потом все же решил повидать уголовника, чтобы расспросить его о Рональде Джефферсоне Чедвике и греке по имени Джонни Катанос.

В обычных обстоятельствах полицейский и преступник всегда враги. Даже если они сотрудничают, все равно друг друга ненавидят. Но бывают ситуации, когда обоим терять нечего, и тогда они готовы просто поболтать, как это делают сотрудники конкурирующих фирм по продаже компьютерной техники, встретившись случайно в баре отеля. Такую позицию занимал Мудроу, но она вовсе не совпадала с мнением Бауманна, когда они уселись друг против друга в маленькой комнате с зелеными стенами, предназначенной для допросов в тюрьме Бреттлборо.

— Я не собираюсь никого закладывать, сержант, — произнес Френки Бауманн со своим тягучим южным акцентом. Он был выше Мудроу, но худым, как тростинка.

— А кто тебя просит? — ответил Мудроу, усаживаясь напротив. — Выдалось свободных полчаса, вот и решил зайти к тебе поболтать о том о сем. Ты понимаешь, наверное, что напрасно порезал свою старушку. Она и не собиралась тебя никому сдавать. Теперь она мертва, а ты отваливаешь навсегда. Выйдешь уже дряхлым старикашкой.

— Значит, на то воля Божья. Видел? — Он показал татуировку «Рожден неудачником». — Я всегда это знал. И ни о чем не жалею.

— Я понял. Давно понял, что парень ты крутой. Однако же и везучий. Вермонт отказывается тебя выдать.

Лицо Бауманна, до сих пор мрачное, просияло.