Взлетная полоса - [90]
— Извини, но я достаточно насмотрелся, как на новых самолетах мальчики, поверив конструкторам, колотятся! У меня есть своя железная программа. Не сбивай и не торопи!
Каждый день начинался со взвешивания. На весы ставили ведра с бензином, отвешивали масло, на вертлюг вместо будущего пулемета насаживали металлическую планку. И так изо дня в день… Всех сжигало нетерпение — полетит самолет или нет.
И все же первый взлет произошел быстрее, чем последующие. Это случилось утром. Травяное поле под Волгой было в росе, блестело, и от росы лоснились и блестели черные покрышки небольших, широко расставленных колес, на которые опиралась лодка.
Леон сдвинул самолет на разбег неожиданно, он, чуть покачиваясь и приседая между кочками, быстро побежал прочь от палаток, хвостовой костыль прыгал, раздирая траву и мох, и никто не успел глазом моргнуть, как самолет оторвался и оказался в воздухе. Деловито потрескивая мотором, он ушел по прямой к Волге, завис над нею. Члены комиссии приварились к биноклям, но и простым глазом было хорошо видно, как Свентицкий осторожненько покачивал его с боку на бок. Будто проверял, как он устроился в воздухе, потом так же осторожно описал огромный круг, вернулся к полю и приземлился точно у палаток.
Все бросились вытаскивать летчика из кабины и качать, но он глянул сердито и сказал:
— Секундомерили?
Спохватились, что секундомера никто не включал. Свентицкий свирепо поглядел на свой секундомер, висевший у него на шее на шнурке, потом размотал рулетку, крикнул Щепкину:
— Даниил, помоги!
Они измерили след колес на влажной траве от старта до места отрыва. Потом след посадки до полной остановки.
Свентицкий сказал Ольге Павловне, которую специально пригласили на аэродром для ведения протокола:
— Прошу печатать!
Она села к столику, заправила бумагу, застучала.
— «Мною, летчиком-испытателем Свентицким, произведен первый полет на испытуемом аппарате, — диктовал Леон сухо и деловито. — Разбег от точки старта до полного отрыва от земли составил сто метров, время разбега до отрыва девять-десять секунд. При приземлении пробег машины до полной остановки составил девяносто пять метров».
Такой протокол вели не один день. От треска мотора закладывало уши, руки шелушились на солнце и ветру, стучала машинка у палатки, ежедневные протоколы складывались в колонки отчета по испытаниям.
И за каждой строчкой — рабочий день, а то и два. Гимнастерка Свентицкого к концу дня хрустела от соли, пот высыхал на ветру. Бледное лицо его словно обуглилось на солнце, только под летными очками оставались светлые пятна кожи.
Бадоян с плеса исчез. Он уже понял, что самолет получился, и, не дожидаясь акта об окончании испытаний, втихую начал готовить материалы для изготовления первой партии машин.
Полеты Свентицкий прекратил так же неожиданно, как и начал. Под вечер в очередной раз «сходил на потолок», загонял амфибию по пологой спирали на такую высоту, что снизу она казалась серой мошкой, ползущей по сизому жаркому небу. Голубовская, сидя у палатки, скучно поглядывала в небо. Члены комиссии, поснимав рубахи, стыдливо прятали от нее бледные животики и благородные лысины, с шумом ели арбуз.
На высоте Свентицкий выключил мотор и в полном безмолвии стал планировать на плес. Включил мотор уже низко над водой, чтобы удобнее было подрулить к берегу. Лодка прокатилась неспешно к песчаной полоске пляжа под кручей, с треском выскочила носом на песок.
Леон выбрался из кабины, Глазунов, ждавший на берегу, полез осматривать мотор. Свентицкий плеснул из реки на лицо воды и поднялся к палатке. От него густо несло сладковатым запахом бензина и выхлопной гари. Голубовская вставила в машинку чистый лист и, не глядя на него, замерла в ожидании.
— Стучите, — устало сказал Свентицкпй. — «При штиле козырек надежно защищает экипаж от потока воздуха и брызг. При выбирании ручки высоты на себя на третьей секунде лодка легко выходит на редан».
Он помолчал, скучно глядя на неподвижную плоскость плеса, лукаво усмехнулся и добавил:
— Подчеркните главное: пилоту можно не делать никаких движений и держать ручку нейтрально. Все равно лодка сама оторвется на двенадцатой секунде!
— Как это может случиться? — поинтересовалась Ольга Павловна.
Леон ухмыльнулся:
— Иногда мне кажется, что этой мандолине и пилот не нужен! Я уже пробовал, вообще бросал ручку и на горизонтальном полете! И хоть бы хны. Летит! Не сваливается. Специально «передирал», вздергивал ее — ничего страшного: чуток потеряет скорость и опять же на нос. Пикировать пробовал, еле загнал, так давил на ручку. Бросил — она сама вылезла из пике и встала в горизонталь! Для того чтобы обучить учлета на ней летать, дней пять хватит! Не самолет, а дом отдыха!
— Про дом отдыха писать? — лукаво глядя на летчика, спросила Ольга Павловна.
Он уловил иронию в ее голосе, внимательно посмотрел ей в глаза и сказал спокойно:
— Можете вообще сегодня ничего не писать.
— Я вас не устраиваю? — по-деловому осведомилась она.
— Меня погода не устраивает, — поглядев на небо, сказал Леон скучным голосом. — Мне теперь хоть завалящий штормишко бы нужен. Волнишка балла на четыре. И вообще нормальная свистоплясочка — желательно бы о дождем и прочими метеорологическими радостями. Так что будем ждать, мадам!
Действие романа Анатолия Галиева «Расколотое небо» относится к грозовому 1919 году, когда молодая Красная Армия отражала натиск контрреволюции и войск интервентов. Автор рассказывает о жизни и боевой работе первых советских военных летчиков, которые столкнулись в небе России с пилотами так называемого славяно-британского авиационного корпуса, опытными мастерами летного дела, получившими европейскую выучку и летавшими на новых, отлично вооруженных самолетах. Против этих опытных наемников выступали первые советские авиаотряды, снабженные ветхой, устарелой техникой, но сильные своей спаянностью, высоким мужеством, сплоченные партией в крепкую силу.
Геннадий Дубовой, позывной «Корреспондент», на передовой с первых дней войны на Донбассе. Воевал под командованием Стрелкова, Моторолы, Викинга. Всегда в одной руке автомат, в другой – камера. Враги называли его «пресс-секретарем» Моторолы, друзья – одним из идеологов народной Новороссии.Новеллы, статьи и очерки, собранные в этой книге – летопись героической обороны Донбасса. В них не найти претензий на заумный анализ, есть только состоящая из свистящих у виска мгновений жизнь на поле боя. Эти строки не для гламурной тусовки мегаполисов, не для биржевых игроков, удачливых рантье и офисного планктона.
После романа «Кочубей» Аркадий Первенцев под влиянием творческого опыта Михаила Шолохова обратился к масштабным событиям Гражданской войны на Кубани. В предвоенные годы он работал над большим романом «Над Кубанью», в трех книгах.Роман «Над Кубанью» посвящён теме становления Советской власти на юге России, на Кубани и Дону. В нем отражена борьба малоимущих казаков и трудящейся бедноты против врагов революции, белогвардейщины и интервенции.Автор прослеживает судьбы многих людей, судьбы противоречивые, сложные, драматические.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
От издателяАвтор известен читателям по книгам о летчиках «Крутой вираж», «Небо хранит тайну», «И небо — одно, и жизнь — одна» и другим.В новой книге писатель опять возвращается к незабываемым годам войны. Повесть «И снова взлет..» — это взволнованный рассказ о любви молодого летчика к небу и женщине, о его ратных делах.
Эта автобиографическая книга написана человеком, который с юности мечтал стать морским пехотинцем, военнослужащим самого престижного рода войск США. Преодолев все трудности, он осуществил свою мечту, а потом в качестве командира взвода морской пехоты укреплял демократию в Афганистане, участвовал во вторжении в Ирак и свержении режима Саддама Хусейна. Он храбро воевал, сберег в боях всех своих подчиненных, дослужился до звания капитана и неожиданно для всех ушел в отставку, пораженный жестокостью современной войны и отдельными неприглядными сторонами армейской жизни.