Взлетная полоса - [79]

Глазастая Настька Шерстобитова первая разглядела на рукаве у командира нашивку и, лукаво подмигивая, спросила:

— А вы кто?

— Образцовый саперный батальон, инженерные войска! — козырнул тот. И тут же парировал: — А таких, как вы, тут, гражданочка, много?

— Каких — таких?

— Привлекательных! — улыбнулся военный.

Настька довольно хихикнула и убежала.

Военные разместились в Нижних Селезнях быстро. Заняли под жилье заброшенную кирпичную казарму, где до революции Мальцев держал пришлых рабочих, выгребли грязь и сгнившие перегородки, переложили печи, вставили стекла. Для столовой поставили большую палатку. Огородили лагерь, в воротах встал часовой, над лагерем возвысился флагшток из свежеошкуренной мачтовой сосны.

По утрам трубили побудку. Красноармейцы, голые по пояс, делали зарядку, скатывались к проруби, умывались ледяной водой. Мужики все здоровенные, ядреные, как на подбор. Потом за оградой пел горн, на флагшток взлетал красный флаг со звездой, кричали команды.

Заводили трактора с волокушами, уходили колонной с пилами, топорами, ломами в лес. Батальон сверхспешно бил просеку под будущую железнодорожную ветку к разъезду Петюнино, от Нижних Селезней двадцать четыре версты.

Женское население, хотя и малочисленное, дрогнуло. Девицы кинулись к укладочкам, даже в будни наряжались, выветривали на морозном солнце пронафталииениые бабушкины платки, скрипели лапоточками по снегу мимо военного лагеря. Беспощадно надирали щеки для румянца красным бураком, сандалили брови и ресницы самодельными — из сажи и гусиного жира — подмазками, но передвигались пока плотными стайками. На личные предложения знакомства покуда не откликались, однако не без завлечения голосили частушку:

Мне вопрос не по уму,

Я залетку не пойму,

То ли я ему мила,

То ль винтовка и пила?

Одна Настька Шерстобитова на приход красноармейцев не реагировала — ей было не до них.

Военные еще только устраивались, когда в санях от разъезда по зимнику тоже ранним утром приехал низенький, квадратный человек в очень коротком пальто в крупную красную и синюю клетку, со множеством карманов на клапанах, в коротких штанах, жестких крагах и желтых ботинках на подошвах толщиной в три пальца. На крупной массивной голове его была вязаная шапочка с помпоном. Человек был смугл, и маленькие черные усики его отливали синевой. Он пришел в контору прямо с чемоданом.

Маняша в тот день пришла поздно. Увидела: приезжий сидит за столом и заправляет самопишущие ручки из пузырьков с разноцветными иностранными этикетками. Маняша растерянно осмотрелась, неуверенно пробормотала «здрасте». Он кивнул в ответ, быстрые маленькие глазки весело обежали ее с ног до головы, будто сфотографировали.

— Фамилия? — спросил он с легким кавказским акцентом.

— Щепкина.

— Имя, отчество?

— Марья Семеновна…

— Ты кто? Машинистка?

— Да вот… печатаю! — показала она на машинку.

— Садись и печатай! — приказал он повелительно.

Маняша села.

— «Приказ номер один»! — продиктовал он.

Она начала долбать по клавишам одним пальцем, спешила, сбивалась.

— «Параграф номер один, — продолжал он. Откинув рукав пушистого светлого пиджака, посмотрел на ручной хронометр со множеством стрелок и цифр. — Щепкиной за опоздание на работу объявляю строгий выговор»!

— Да ты кто такой?! — вскинулась она.

— Я? Бадоян! Геворк Нерсесович. Можно — Григорий Николаевич…

— К вашему сведению, — сказала Маняша, распалившись, — я сюда вообще не должна была приходить сегодня! К кому ходить-то? Никакого начальства.

— Ты сколько знаков в минуту печатаешь, Щепкина? — невозмутимо продолжал спрашивать Бадоян.

— Не считала! Я еще учусь!

Он взглянул через плечо на напечатанное, подумал и сказал:

— О'кей! Тогда продолжим! Печатай! «Параграф номер два. Уволить Щепкину М. С. за профессиональную непригодность». Подпись — заведующий производством и исполняющий обязанности управляющего «Ремвоздуха» номер восемь — Бадоян. Дата сегодняшняя!

Маняша нервно засмеялась:

— А как вы меня можете уволить, если я сюда и не поступала?

— А что ты здесь делаешь? — удивился он.

— Добровольно печатаю, осваиваю машинку. Помогаю, когда что нужно.

— Ну и порядки у вас! — поморщился он недовольно. — Бузовые дела! Кто у вас на кадрах?

— А никого, — открыто потешалась над приезжим Маняша.

— На кадры сядешь? — быстро и деловито прикинул он.

— Нет! — заявила она решительно.

В отдел кадров в тот же вечер Бадоян посадил Нила Семеновича.

Поселился Бадоян в доме Мальцева. Особняк он обежал в одну секунду, все обнюхал, обсмотрел и сказал довольно:

— О'кей! Здесь, на втором этаже, оборудуем гостиницу для инженерно-технического персонала! На первом — оффис, то есть контора! И чертежная!

Теткин не успел глазом моргнуть, как Бадоян потащил его осматривать фабрику. Лазали по подвалам, по крышам. Бадоян надел темно-синий рабочий комбинезон и, как мальчишка, заползал во все щели. В котельной даже в давно погасший котел пролез, детальнейшим образом осмотрел топку, колосники, трубы. Вылез довольный.

— Вот что значит из нашего, уральского железа склепано! Можно будет задуть! Ремонтных работ на десять процентов!

Когда он все успевал, никто не мог понять. Катался шариком по Селезням, часто пропадал в батальоне. На четвертый день связисты протянули нитку до уезда, в конторе зазуммерил полевой телефон, Бадоян вышел на связь с Москвой.