Взлет - [15]

Благодарность же местных должна была стать весьма весомой, поскольку я принял на себя обязательство субсидировать каждого подданного свеженькой норвежской короны, не пожелавшего перейти в русское подданство и переселяющегося в любую иную норвежскую провинцию, на сумму в тысячу рублей — что может быть лучше? Впрочем, подданных-то тех на всю провинцию было дай Бог тысяч двенадцать. Это для Норвегии, с ее чуть более чем двухмиллионным населением, — заметная цифра, а для нас… Причем субсидии выплачивались не поголовно, а на семью, так что расходы на эту статью были не так уж велики по сравнению с общими.

— То есть ты считаешь, что с Дальнего Востока нам сейчас уходить никак нельзя?

— А ты что, считаешь как-то по-другому? — сердито мотнул головой Кац. — Тогда прости, значит, я чего-то не вижу или не знаю. Потому что если опираться на то, что я вижу, то, продав активы сейчас, мы едва окупим затраты. А через пять лет стоимость наших дальневосточных активов совершенно точно возрастет не менее чем в пять раз. А то и в десять. При крайне небольших последующих вложениях, заметь. Потому что основные мы уже сделали.

Я задумался. У меня было что ответить, но вот как это «что» изложить, я пока не знал. Ибо все это мне следовало объяснить так, чтобы их уже привычная сдержанность и на сей раз удержала бы их от неприятных для меня вопросов. В конце концов, я уже привык к тому, что они не задают мне самых неудобных вопросов, и был бы рад, если бы подобное положение сохранялось и впредь. А то муторно как-то все объяснять… Да и на основании чего, по сути? Послезнания?.. Ну, в какой-то мере. Но мое послезнание сейчас уже ничего не могло сказать о том, что ждет нас в будущем. Я вон ни с Англо-бурской, ни с Русско-японской войнами ни разу не угадал. Все, что мне осталось, — это кое-какие тенденции в технике и предпринимательские схемы. Ну и скудные остатки тех сведений, что вдалбливали нам в военном училище. А также уверенность в том, что на нас всех неудержимым катком накатывает мировая война, воспрепятствовать которой не представляется возможным. И я сейчас никак не могу даже приблизительно предсказать дату ее начала. Ну не из-за убийства же эрцгерцога Фердинанда она началась в самом деле? Это был только повод к ней. Причины же были куда более глубокими. И они уже по большей части имелись…

Впрочем, может, свернуть на другую тему?

Я вздохнул:

— Как ты думаешь, Яков, сколько денег нужно человеку?

Кац хмыкнул:

— Ну ты и спросил! Мои родственники сказали бы, что денег много не бывает.

— Для чего?

— То есть? — не понял он.

— Денег много не бывает для чего? — терпеливо повторил я.

Кац удивленно воззрился на меня, потом пожевал губами и осторожно ответил:

— Для дела.

Я ткнул пальцем в его сторону:

— Во-от! Видишь, ты и сам согласен, что деньги — просто инструмент. А что у нас за дело?

Кац вскинул руки:

— Всё-всё-всё, сдаюсь, не надо больше произносить речи, подобные той, что ты обрушил на меня, когда мы в девяносто втором запустили программу переселения!

— А нечего было тогда на меня орать, что мы спустили в трубу сотни миллионов рублей, — огрызнулся я.

— А что, не спустили, скажешь?! — взвился Кац.

— А что, в трубу?! — рявкнул я.

— Господа! — По голосу Канареева было ясно, что он едва удерживается от смеха. — Я думаю, нам стоит успокоиться. И вообще, Яков Соломонович, мне кажется, что вы как-то… недостаточно почтительны с его высочеством.

— Все они такие, — ухмыльнулся я, — мультимиллионщики проклятые.

— Ой-ой-ой, — тоже лыбясь во весь рот, вернул мяч на мое поле Кац, — ну куда нам до вас, миллиардщиков?

И тут уже все не выдержали и расхохотались. На том опасный для меня момент и миновал.

Проводив друзей, я некоторое время сидел у камина и думал о том, что уже успел сделать в этом времени. Не так уж и мало, если разобраться. Одно только то, что официальная статистика выдала за прошлый год цифру в четыреста девяносто грамотных на тысячу населения, уже оправдывало мое пребывание здесь. Причем по русскому населению (вернее, по тем, кто считал русский язык родным и предпочитал общаться именно на нем, вне зависимости от формальной принадлежности к какой-либо национальности) этот показатель был еще выше. Общеимперские цифры тянули вниз Средняя Азия и Кавказ. Ранее к ним еще присоединялась Сибирь, в которую, вследствие малочисленности населения, автоматом включался и Дальний Восток, но за последние два года структура населения и там, и там из-за прибытия значительного числа переселенцев существенно изменилась. Чему, кстати, очень поспособствовали засуха и голод нынешнего года, охватившие Поволжье и южные губернии. Переселенцы, уже «распробовавшие» школы дома, добравшись до места, довольно быстро начали заваливать Столыпина прошениями об открытии оных. И Петр Аркадьевич активно способствовал этому. Поэтому цифры по Сибири и включенному в нее Дальнему Востоку сейчас, благодаря неустанной деятельности Столыпина, почти сравнялись с общеимперскими. Хотя от центральных губерний пока еще отставали.

Петр Аркадьевич оказался очень интересным человеком. С системным мышлением, охватывающим не только задачи, стоящие непосредственно перед ним, но и многие смежные области — как раз в интересах решения этих самых задач. Я, например, с удивлением узнал, что тот самый знаменитый «столыпинский вагон» возник вовсе не как «вагонзак». Нет, это был