Взлет и падение ДОДО - [4]

– Где я найду тебя завтра? – спросила я.

– Засекречено, – ответил он. – Я сам тебя найду.

– Не люблю, когда меня выслеживают. Я лучше подпишу прямо сейчас.

Тристан некоторое время смотрел на меня в упор. Не как в первый раз, когда мы разглядывали друг друга и это удивительным образом воспринималось как нечто совершенно естественное. Сейчас чувствовалось напряжение, но я не совсем понимала из-за чего. Мне хотелось думать, что я просто рада одним махом избавиться от Блевинса и в четыре раза увеличить свой доход. Однако если быть совсем честной с собой, надо признаться: мне было лестно, что меня выбрал обладатель такой приятной наружности.

– Хорошо, – сказал он мгновение спустя и потянулся к рюкзаку.

Я прочитала соглашение, где говорилось ровно то, что перечислил Тристан, и это придавало пунктам документа разом шаблонность и неповторимую значимость. Я протянула руку, и Тристан дал мне казенную шариковую ручку. Небо и земля по сравнению с чуть запачканным кровью тонким стальным перышком фирмы «Хьюс и сыновья», которым я пишу сейчас.

Как только я подписала документ, Тристан подался еще ближе ко мне и тихо, явно очень довольный собой, проговорил:

– У меня с собой несколько клинописных табличек, на которые ты можешь взглянуть, если захочешь.

Я вытаращила глаза.

– Ты носишь клинописные артефакты в рюкзаке?!

Он пожал плечами:

– Если они пережили падение Угарита… – В его глазах сверкнул мальчишеский огонек. Сейчас он определенно рисовался. – Так хочешь на них взглянуть?

Я только кивнула – слов у меня не осталось. Тристан выудил из рюкзака кусок глины размером и формой примерно с бигмак. Так вот что брякнуло о косяк в кабинете Блевинса! По всей поверхности шли ровные аккуратные ряды… клинописи. Тристан обходился с табличкой, будто это мяч для регби. У меня на долю секунды наступила дезориентация. Я видела такие только в музее, где к ним никто не прикасался без перчаток, а теперь табличка лежала на столе рядом с моим псевдокофейным пойлом. Я почти боялась к ней прикоснуться; это казалось чуть ли не кощунством. Однако довольно скоро я отбросила щепетильность, погладила пальцами табличку и принялась изучать надпись.

– Это не угаритский, – сказала я. – Это хеттский. Тут есть значки аккадского типа.

Тристан, похоже, остался доволен.

– Отлично, – сказал он. – Можешь прочесть?

– С ходу – нет, – терпеливо ответила я. Некоторые очень романтически представляют себе полиглотов. Однако мне не хотелось уронить себя в его глазах, поэтому я быстро добавила: – Тут слабое освещение, мне трудно будет разобрать значки.

– Успеется, – сказал Тристан и все так же небрежно сунул табличку в рюкзак. Как только она исчезла из виду, я засомневалась, правда ли ее видела.

Тристан вытащил из рюкзака кое-что еще: стопку листов, и придвинул ее мне.

– Ручка все еще у тебя, – сказал он. – Хочешь начать с этих?

Я взглянула на листы. Там было семь фрагментов текста, преимущественно не латинским алфавитом – даже в старолатинском отрывке алфавит был этрусский. С первого взгляда я узнала древнееврейский и древнегреческий. Древнееврейский я знала лучше, поэтому в этот фрагмент вгляделась повнимательнее.

И сморгнула несколько раз, убеждаясь, что мне не мерещится. Затем для верности прочла греческий и латинский, после чего подняла глаза на Тристана.

– Я и без того знаю, что здесь написано.

– Ты уже делала эти пробы? – удивился он.

– Нет, – ехидно ответила я. – Я их составила.

Тристан смотрел на меня недоумевающе, и я объяснила:

– Я выбрала эти конкретные отрывки и написала перевод, чтобы проверять студентов. – У меня к щекам прихлынула кровь. – Это был мой проект под руководством Блевинса на последнем курсе.

– Он это нам продал, – просто сказал Тристан. – За большие деньги.

– Это были упражнения для семинара по синтаксическим конструкциям.

– Мел, он нам это продал, – повторил Тристан. – Не было никакого семинара по синтаксическим конструкциям. Мы – то есть люди в руководстве моей теневой правительственной структуры – работаем с ним давным-давно. У нас с ним контракты.

– Я бы охотно подписала семнадцать соглашений о неразглашении, – сказала я, – чтобы выразить сейчас всю глубину моих чувств к Роджеру Блевинсу.

Джулия Ли, профессиональная гобоистка-приколистка, вихрем пронеслась мимо и, не спрашивая, забрала наши чашки. Мобильник у Тристана пискнул, и он взглянул на экран. Потом что-то набрал на экране и сунул телефон в карман.

– Я только что сообщил, что ты с блеском сдала экзамен. А они мне сообщили, что ты прошла проверку.

– Разумеется, я прошла проверку. Кто я, по-твоему?

– Ты принята.

– Спасибо. Но кто бы ни были эти они, пожалуйста, передай им, что именно я составила тесты, которые только что прошла.

Тристан мотнул головой:

– Тогда начнется официальное расследование и публичный скандал, а теневым правительственным структурам такое не с руки. Извини. Впрочем, если проект развалится, можешь сказать Блевинсу все, что захочешь.

Телефон снова пикнул, и Тристан прочел входящее сообщение.

– А пока за работу. – Он убрал телефон и пожал мне руку. – У тебя была очень скучная правильная жизнь. Замечательно. А теперь попробуем это изменить.