Взлет черного лебедя - [10]

— Он бегом спустился по лестнице. Полагаю, буквально наткнулся на грабителей, — продолжала я.

— Бег и шок стали серьезной нагрузкой для сердечной мышцы, а при падении он ударился затылком, но он крепкий старик — надо же, погнался за бандитами! — Медик взглянул на меня и перестал улыбаться, увидев выражение моего лица. — А вам лучше лечь. Не хотелось бы, чтобы вы опять упали в обморок и ушиблись. Если бы детектив вас не поддержал, вы бы раскроили голову.

Я последовала совету врача. Состояние у меня еще не изменилось. Я словно зависла в воздухе и наблюдала со стороны, как неотложка мчится к больнице Святого Винсента. Вот я провожаю каталку с папой в приемный покой, держу его вялую руку, пока ему накладывают шов на плечо и вводят в вену иглу капельницы. «Кто эта спокойная женщина?» — хотелось прокричать мне. Конечно, не я: мои нервы искрили, как бикфордовы шнуры, а сердце выстукивало бешеный ритм. Возможно, наружным спокойствием никого не обманешь. Обратив внимание на мою бледность, медбрат велел санитару принести мне стул.

— Не следует, чтобы вы потеряли сознание в мою смену, — проворчал медбрат с певучим вест-индским акцентом. Голос молодого человека пролетел по стерильной реанимационной палате, как теплый ветерок. Кожа — цвета чая улун, а длинные жесткие курчавые волосы подвязаны ярко-оранжевой банданой. На беджике значилось имя «О. Смит».

— Он придет в сознание, мистер Смит? — спросила я.

— Я ввел ему столько обезболивающих, что вряд ли, дорогуша. А если и очнется, то вы не услышите ни одного вразумительного слова. Вам бы тоже неплохо немного отдохнуть.

Похоже, он привык, что пациенты беспрекословно выполняют его распоряжения, но я покачала головой.

— Я останусь, — заявила я. — Не хочу, чтобы он пришел в себя в одиночестве.

Примерно через час папу перевели в обычную палату. Там имелась свободная койка, и О. Смит сообщил, что я могу лечь на нее, но я боялась уснуть. Я опасалась, что, если не буду наблюдать за отцом, он умрет. Поэтому я пристроилась на стуле с прямой спинкой между кроватью отца и окном, выходившим на Седьмую авеню. Над зданиями на противоположной стороне улицы темнело ночное небо, но окна верхних этажей отражали жемчужно-серый цвет утренней зари. Дождь прекратился. Воздух стал прозрачным. Из решеток водостоков извилистыми лентами змеился пар. Прежде я считала, что такими белыми облачками украшен каждый мегаполис, но отец объяснил мне, что под улицами проложена необычная система отопительных труб. Ее изобрели еще до начала пользования электричеством.

«Я полагал, что Нью-Йорк плывет на облаке, когда впервые его увидел, — делился со мной Роман, описывая свое первое впечатление от города, когда пароход зашел в гавань. — Я решил, что он мне снится».

В детстве я была уверена, что струящийся белый пар является доказательством, что под поверхностью нашего мира существует другой. Возможно, тот, о котором упоминала мама, когда рассказывала мне сказки на ночь. Она называла его то Летней Страной, то Сказочной Землей, где всегда царит лето и цветы цветут круглый год. Там из недр земли били чистые родники и растекались ручьями по зеленым лугам, украшая их, подобно кружеву. Ручейки стекались в озеро с лебедями. Порой Летняя Страна могла мелькнуть в конце лесной тропинки, в отражении горного водоема… или на секунду показаться за открытой дверью на городской улице, где прежде никакой двери не было. А если обернешься еще раз — увидишь только гладкий камень. Искать Летнюю Страну бесполезно, но иногда она могла впустить тебя, причем совершенно неожиданно. Человек проводил там целый день, а вернувшись назад, обнаруживал, что в обычном мире миновал десяток лет. Все его друзья и родственники уже состарились, кроме него одного.

«Поэтому ты так молода?» — обычно спрашивал у мамы отец.

Она смеялась, но в детстве я верила, что у нее есть ключ от этого волшебного места. А еще я думала, что, если смотреть на струи пара зимой, рано утром, я на миг увижу Летнюю Страну. Полюбуюсь белогрудыми лебедями, скользящими по хрустальным озерам, и заколдованными лошадьми, выходящими из пенящихся волн. Но сегодня утром призрачные клубы пара, покачивающиеся в тени больничного здания, перестали быть добрыми посланцами сказочного королевства. Они заставили меня думать о тенях проклятых, восстающих из ада в Судный День. Хотя зрелище уличного пара никогда не наводило меня на такие размышления. То ли в городе что-то переменилось за ночь, то ли во мне.

— Мисс Джеймс?

Голос вывел меня из тягостных фантазий. Я обернулась — в изножье отцовской койки стоял детектив, побывавший в нашем таунхаусе. Когда он здесь появился? Он что, нарочно подкрался ко мне? Но я отбросила нелепое предположение. Он — просто служащий из полиции, а не индеец-следопыт.

— Детектив Джозеф Кирнан, отдел полиции Нью-Йорка по расследованию преступлений, связанных с кражей предметов искусства, — представился сыщик, протянув мне визитную карточку. — Я не хотел будить вашего отца. Ему нужен покой. Врач сказал, что его состояние стабильно.

— Да, но он еще без сознания, — произнесла я. — Вряд ли это хороший знак.