Взгляни на небо - [15]

— Мне не нужны твои конфеты, дорогой, не убивайся, — высокомерно сказал он, — сейчас ты увидишь, что может сделать Арчил Коберидзе с любым ишаком, даже будь он ишачьим академиком.

— Кто? Кто это — Арчил Коберидзе?! — ужаснулся клоун.

— Это я, — скромно сказал дядя Арчил.

— Ой, ой! Пропала моя голова, — закричал клоун, и из его глаз брызнули метра на два струйки слез.

Зрители захохотали. Но дядя Арчил даже не улыбнулся. Твердой походкой он подошел к ослу и птицей взлетел на него. Ослик не успел шелохнуться. Стало очень тихо. Отчетливо тикал будильник в руках клоуна. Дядя Арчил поднял руку, приветственно помахал зрителям.

— Эх мы, лопухи, прохлопали такие конфеты! Весь класс можно было угостить! — прошептал Володька.

— Тридцать секунд! Тридцать две! Ой, ой, пропали конфеты! — кричал клоун.

— Слыхали, — крикнул дядя Арчил. — Говорит — джигитов нет! — Он поднял над головой сложенные руки.

— Сорок две, сорок три секунды! Мама! Мамочка! Пятьдесят!

Зрители хихикали.

— Эх, дураки мы, — шептал Володька.

Р-раз! Никто сперва не понял, как это произошло, — ослик так резко взбрыкнул задом, что показалось, он сделал стойку на передних ногах.

А дядя Арчил кубарем покатился на манеж.

Он молниеносно вскочил. Он не обращал внимания на хохот, на притворно-сочувственные слова клоуна. Он хищно согнулся и стал подкрадываться к такому на вид невинному ослику. Дядя Арчил был похож на разъяренного кота. Глаза его горели.

Он вскочил на осла и погнал его по кругу, изо всех сил вцепившись в густую гриву. Когда он проносился мимо мальчишек, те видели решительное лицо своего приятеля и шевелящиеся губы. Губы явно шептали проклятья.

Ишак бежал все быстрее и быстрее и вдруг остановился на всем скаку, ноги его взрыли тырсу манежа, инерция швырнула дядю Арчила вперед, он скользнул по шее осла и шлепнулся на арену.

— Последняя, третья, попытка! — закричал клоун. — Оркестр! Туш!

Бойко задудели в свои медные трубы музыканты, растерянно озираясь, вновь подошел к ослу дядя Арчил, опасливо взгромоздился на него. Но коварное животное, не дав опомниться бедняге парикмахеру, стало медленно валиться на бок, и дяде Арчилу поневоле пришлось спрыгнуть на манеж.

Осел тут же вскочил и побежал по кругу, во всю глотку распевая победную песнь. Слова были такие: И-а! И-а! И-а! И-а! И-а! И-а!

Да-а! Это был великий артист! Публика ревела от восторга. Родька оглушительно свистел, засунув в рот четыре пальца.

А Володька и Таир сидели понурившись, опустив глаза.

Им было жалко дядю Арчила. Они-то знали его гордый, неукротимый и добрый характер, они-то понимали, каково ему сейчас. Завтра ведь весь город будет судачить о победе этого хитроумного ишака.

Вдруг Таир встрепенулся. Рот его расплылся до ушей.

— Ну, Володька! Мы его проучим! Мы его накажем! — заявил од.

— Его уже и так проучили! — захохотал Родька. — Джигит! Сидел бы в своей парикмахерской, не высовывался!

— Дурак ты, Родька! — вскипел Таир. — Дядя Арчил человек что надо, он нас на охоту брал, а над ним все гогочут. Ему же обидно!

— А не надо было… — начал Родька, но Таир его перебил:

— Мало ли что не надо! Откуда же он знал, что этот ишак такой опасный?! Нет, мы его проучим.

— Да кого?! Кого?!

Родька явно обиделся, не понравилось ему слово «дурак».

— Ясно кого — клоуна этого!

— Погоди, Таир, объясни толком, — попросил Володька. — Как мы его проучим?

— А вот как! Слушайте! — Он обнял приятелей за шеи, притянул к себе и быстро рассказал о своем плане.

— Гениально! — завопил Родька. — Чур, я буду наездником. Чур, никому ни слова!

— Почему это ты?! — Володька возмутился. — Таир придумал, пусть и выходит на манеж.

— Нет, — твердо ответил Таир. — Жребий тянуть станем. Три спички. Одна обломанная. Кто ее вытащит, тот и выйдет.

Глава седьмая

На следующий день с раннего утра у кассы цирка толпился народ. Володька, Таир и Родька из кожи вон лезли, чтобы заработать себе контрамарки. Они граблями разрыхляли манеж, сметали жесткими метелочками пыль с алого бархата барьера, с усердием чистили скребниками ишачка-артиста, таскали какие-то веревки и все время старались попасться на глаза директору.

— Вижу, вижу, все вижу, — сказал наконец директор и вручил им шесть контрамарок, — можете девочек пригласить! Или дружков.

Все шло по плану. Но самое трудное было впереди. Тянули жребий. Спички держал Родька. Потянул Таир — длинная. Володька — тоже длинная.

— Ура! — заорал Родька и швырнул третью спичку в сторону.

Таир внимательно поглядел на Родьку, присел, пошарил в траве, нашел спичку. Длинная.

— Ты что же это делаешь? Жульничаешь? — зловеще спросил Таир.

И тут Родька улыбнулся так добродушно и открыто, что Таир невольно улыбнулся в ответ.

— Понимаете, ребята, уж очень хотелось самому этого клоуна проучить, — с обезоруживающим нахальством проговорил Родька. — Уж больно дядю Арчила жалко.

Вот этой последней фразы ему говорить не стоило. Володька разозлился.

— Видали мы вчера, как ты его жалел. В четыре пальца. Вот ты, оказывается, какой!

— Какой?

— А такой, — Володька пошевелил пальцами, — такой… извилистый человек.

— Ладно. Хватит, — вмешался Таир. — От дальнейшей жеребьевки мы тебя, Родька, отстраняем.