— Месторождение! — орал Таир. — Булькает!
— Черное золото! — орал Володька. — Там! Скорей!
— Гав! Гав! Р-р-тяв! — лаяли собаки.
— Ура! — кричали местные мальчишки.
— Говори, — тихо приказал главный аксакал, и все мгновенно умолкли.
Только Таир быстро-быстро, захлебываясь гортанными звуками, заговорил по-азербайджански.
И Володька даже не удивился тому, что все понимает.
От нетерпения он подпрыгивал и все пытался вставить словечко, но ему никак не удавалось вклиниться в стремительную россыпь Таировых слов.
Ему казалось, что старики заснули. Они прикрыли темными веками глаза и застыли, только толстые папиросы дымились в узловатых руках.
Таир замолк, и наступила напряженная тишина.
Вдруг все мальчишки, и все девчонки, и все собаки отпрыгнули назад, потому что главный аксакал неожиданно вскочил как совсем молодой человек и выкрикнул какие-то клекочущие слова. Глаза его сверкали.
— Гав! Гав! Р-р-тяв! — залились собаки.
— Ура! — завопили мальчишки и девчонки.
— Месторождение! — закричал Таир.
— Черное золото! — заорал Володька.
— Лопаты! — приказал главный аксакал. — Мотыги! Лом!
Все побежали за инструментами, а один не очень старый старик с деревянной ногой проковылял за угол дома и тут же стремительно прикатил на открытой трехколесной коляске.
А еще один аксакал приехал на телеге, запряженной мохнатым бодрым коньком с бельмом на правом глазу.
С ломами, лопатами и мотыгами погрузились в эти два транспортных средства и в сопровождении восторженных псов, с которых давно уже слетела сонная одурь, помчались к месторождению. Впереди пылила инвалидная коляска, оттуда высовывался Таир и кричал Володьке, который трясся в телеге:
— «Пионерская правда»! Во!
Он очерчивал пальцем вокруг лица рамочку.
— Телевизор! — кричал Володька. — Во! — Он рисовал на груди медаль. — Родька! От зависти! Кх! — Он приставлял палец к виску.
Оба заливались счастливым смехом, а главный аксакал настегивал кизиловым прутом конька, и глаза его горели неукротимым огнем.
Приехали к речке. Все бросились, отталкивая друг друга, к месторождению. Сзади неторопливо шел самый старый человек с киркой и с белой бородой. Он шел молча. Все вдруг засмущались, притихли и расступились. Главный аксакал внимательно оглядел булькающее место, улыбнулся и ударил киркой.
Тугим фонтанчиком выплеснулась маслянистая жидкость.
— Ур-ра! — закричали все.
— Р-р-тяв! — поддержали собаки. Еще раз ударил аксакал. Еще!
Он отошел. Заработали лопаты. И вдруг горестно и тихо ахнул Таир. И наступила такая тишина, что стало жутковато.
Володька протиснулся вперед и увидел проржавелый, рыжий бок железной бочки. Ее полностью замыло гравием и песком, а в самой середине откопанного куска чернела рваная дыра, пробитая киркой главного аксакала.
— Солярка! — тихо сказал старик. — Половодье! Водокачка! Движок!
Больше он ничего не сказал, но так поглядел на Володьку и Таира, что те съежились и им очень захотелось стать маленькими рыбками, чтобы — нырь! — и уплыть с глаз долой.
Все отвернулись и молча полезли по откосу к транспортным средствам. Даже собаки ушли. И тоже молча. Только хвосты их выражали презрение.
— «Пионерская правда»! — сказал Таир. — Во! — Он попилил свой живот ладонью около пупа.
— Телевизор! — сказал Володька. — Месторождение!
— Родьке — ни-ни! — предупредил Таир.
— Могила! — ответил Володька.
В это время зашуршала галька на тропинке. Вниз спускался самый старый аксакал. Он стоял перед ребятами, отдувался, внимательно разглядывал их. Мальчишки совсем сникли. Старик неожиданно улыбнулся.
— Молодцы, — сказал он. — Речка сейчас совсем маленькая, рыбе плохо, тесно. Солярка для нее отрава. Малькам — смерть. Сегодня же эту бочку вытащим. Молодцы!
Он повернулся и, опираясь на свой кизиловый посох, кряхтя, полез вверх по тропинке.
Вернулись учителя со своей конференции, вернулись с гор знаменитые добытчики нефти Таир и Володька, и начались нормальные школьные будни.
Будни…
Многострадальный директор школы классифицировал замысловатые выходки своих учеников по собственной системе:
а) нечаянно;
б) по глупости;
в) намеренно, но беззлобно и даже остроумно (а в большинстве только с потугами на остроумие); г) мрачные — из-за обиды на несправедливость (истинную или мнимую);
д) беспричинные («раззудись плечо, размахнись рука»);
е) злостное хулиганство.
Отец Володьки говорил:
— Ну что, опять? Бедные ваши учителя! Молоко им надо выдавать. Очень вредное производство — делать из вас, обормотов, людей. Немыслимо трудное дело, нервы надо железные иметь. Ну скажи мне, Володька, зачем вам понадобилось лезть в окно класса по водосточной трубе? Опять вы с Таиркой отличились!
— Ха, — усмехался Володька, — почти весь класс полез.
— И девочки тоже? — изумлялась мама.
— Ясное дело!
— Но зачем? Зачем? Дверей вам мало? Кровельщика мало? Весь город об этом говорит. Зачем в окно-то?
Володька опускал голову, бормотал:
— Ну интересно же! Каждый день все в дверь и в дверь. Скукота…
— Ну, гляди, Володька, устрою я тебе веселье, — грозился отец и показывал свой широкий флотский ремень.
А уж что происходило в семье Таира после очередного приключения, можно догадываться, потому что мрачный Таир выходил с пунцовыми, как закат перед штормом, ушами и упорно молчал, не отвечая на сочувственные вопросы Володьки и Родьки. Он только незаметно для них (это ему казалось, что незаметно) потирал мягкое место и мрачно хмурился.