Взгляды - [198]

Постоянное подчеркивание принудительного привлечения специалистов к труду или купле их высокими заработками, пайком и т. п., несомненно, было оскорбительным для большинства интеллигентных людей, которые по своей натуре были более чувствительны ко всяким несправедливостям, чем средний человек. Вина Ленина и других руководителей партии состояла не в том, что они недооценивали роли интеллигенции в строительстве новой жизни, — это они прекрасно понимали, и действительно, начиная с апреля 1918 года, Ленин не переставал заострять вопрос о необходимости привлечения интеллигенции к строительству советского государства, — вина их состояла в том, что они не смогли приблизить к себе, сделать русскую интеллигенцию своим самым верным партнером в борьбе за социализм.

Конечно, среди интеллигенции были такие группы, которые не откликнулись бы ни на какие маневры правительства и не пошли бы на сотрудничество с большевиками. Это относится к той части интеллигенции, которая не принимала власти «холопов». Но, как показали дальнейшие события, таких интеллигентов было абсолютное меньшинство. Фактически Дукельский был прав, обвиняя Ленина и большевиков в натравливании трудящихся на интеллигенцию. Речи вождей партии, обращенные к рабочим и крестьянам в отношении интеллигенции, подливали только масла в огонь, и этого отрицать нельзя.

И к письму А. М. Горького к нему от 31 июля 1919 года, по поводу отношения к интеллигенции, Ленин отнесся не только недостаточно внимательно, но и предвзято. Ленин писал Горькому:

«Будто бы «остатки» (имеются в виду остатки интеллигенции) питают к советской власти нечто близкое симпатии, а большинство рабочих «поставляет воров, примазавшихся коммунистов» и прочее! И вы договариваетесь до «вывода», что революцию нельзя делать без интеллигенции, это сплошь больная психика, в обстановке озлобленных буржуазных интеллигентов обострившаяся». (Ленин, ПСС, том 51, стр. 24–25).

В письме Горького было много правды, от которой Ленин безосновательно отмахивался. Большинство интеллигенции питало к революции симпатии, но осуждало большевиков за насилие, которое часто носило, чего греха таить, бессмысленный характер. Они были озлоблены против большевиков по той же причине, которую назвал Дукельский. И тут больная психика не при чем. Тут скорее имела место самонадеянность зарвавшихся правителей.

«Все делается, — писал дальше Ленин, — чтобы привлечь интеллигенцию на борьбу с ворами. И каждый месяц в советской республике растет % буржуазных (?) интеллигентов, искренне помогающих рабочим и крестьянам, а не только брюзжащих и извергающих бешеную слюну. В Питере «видеть» этого нельзя, ибо Питер город с исключительно большим числом потерявшей место (и голову) буржуазной публики (и «интеллигенции»), но для всей России это бесспорный факт». (Ленин, том 51, стр. 24–25)

Во-первых, если интеллигенция искренне помогает рабочим и крестьянам, то разве это не достаточное свидетельство того, что она близка к революции. И, во-вторых, неверно, что только в Питере «брюзжит и извергает бешеную слюну интеллигенция». Письмо Дукельского из Воронежа подтверждает, что такое положение было по всей республике.

«И занимаетесь вы не политикой, — писал дальше Ленин, — и не наблюдением работы политического строительства, а особой профессией, которая Вас окружает озлобленной буржуазной интеллигенцией, ничего не понявшей, ничего не забывшей, ничему не научившейся, в лучшем — в редкостно наилучшем случае — растерянной, отчаивающейся, стонущей, повторяющей старые предрассудки, запуганной и запугивающей себя». (Ленин, том 51, стр. 25).

Вся характеристика интеллигенции, данная в вышеприведенной выдержке Лениным, находится в противоречии с такими его ярлыками как «буржуазная», «мелкобуржуазная» и т. п. Если бы интеллигенция принадлежала к враждебным классам, то к ней не были бы применимы такие эпитеты, как «не понявшей», «не забывшей», «не научившейся» и т. д.

Не только интеллигенция, слой чувствительный, впадала в панику в условиях 1918–1919 годов. Нужно было это понять. Кому же было это понять, если не вождям революции? Нужно было не третировать интеллигенцию, а помочь ей вырваться из обстановки путаницы и страха. Создать обстановку и не материальную, а моральную должны были большевики. Но и объективные условия жестокой с обеих сторон гражданской войны необходимо учитывать тоже. В 1918-1919-х годах, в обстановке враждебного отношения к большевикам всех политических направлений, включая меньшевиков, эсеров и даже профсоюзов, всякий упрек интеллигенции в адрес большевиков мог быть воспринят как враждебный акт. Любая критика, направленная на ограничение крайностей революции, воспринималась тогда большевиками как контрреволюционный выпад классового врага и вызывала соответствующий отпор. Бердяев, по-видимому, был прав, когда утверждал, что: «В новом коммунистическом типе мотивы силы и власти вытеснили старые мотивы правдолюбия и сострадательности».

На первом этапе революции отношение Ленина к интеллигенции было неоднозначным. Наряду с резким выступлением против интеллигенции, он все время в статьях и выступлениях доказывал необходимость использования интеллигенции, без которой пролетарская революция не может выполнить своих задач. Разъясняя позицию большевиков в отношении интеллигенции на собрании партийный работников Москвы 27-ХI-1918 года, Владимир Ильич говорил: