Взгляд со второго этажа - [4]

Наконец я подъехала к дому отца. Охранник открыл ворота, я въехала во двор. Папа вышел мне навстречу.

– Здравствуй, доченька!

– Привет, папочка! – я широко улыбалась.

Мы обнялись, и я с удовольствием расцеловала папку.

– Пойдем в дом, родная, поговорим, – папа явно был рад моему приезду.

Мы поднялись на второй этаж в его кабинет. Я расположилась в удобном кресле, отец сел напротив.

– Что будешь пить, дочка, чай, кофе?

– Некрепкий чай с сахаром и лимоном.

Папа позвонил экономке, заказал ей чай и кофе для себя.

– Говори, что случилось, – начал отец.

– Папа, мы с Семёном разводимся, – выдохнула я.

Кажется, отец ожидал всего чего угодно, только не этого. Лицо его вытянулось от удивления, стало озабоченным.

– Ты серьёзно?

– Серьёзнее некуда. Семён высказал мне сегодня, что хочет развестись. Я, впрочем, тоже не против. Но какие будут последствия?

– Вот об этом я и думаю. У Семёна пятьдесят процентов акций завода. И вряд ли он пойдёт на уступки… Но вы точно серьёзно все продумали?

– Па, я уже сказала, серьёзнее некуда! Да!

Какая дурацкая присказка, это «да», когда я начинаю нервничать, но не могу совладать с собой.

Отец задумался.

Экономка принесла кофе и чай, поставила перед нами на столик и тихо удалилась.

Отец молча принялся за кофе. Я пригубила свой чай тоже молча, ждала, что он скажет.

– Дочка, твой предстоящий развод – это очень тяжёлый удар по нашей экономической безопасности. Я не могу тебе запретить пойти на этот шаг, я тебя прежде всего уважаю как личность. Да и Семёну я не указ, – папа помолчал. – Я прошу только одного: не торопитесь с разводом, не надо никого подкупать, дабы ускорить процесс, пусть всё идёт своим чередом, хорошо? Надо мне успеть провести кое-какие превентивные экономические меры, чтобы не разрушать структуру предприятия. Договорились?

– Конечно, па!

– Вот и хорошо! – отец расслабился, будто что-то придумал, и лицо его повеселело. – Как там Ванечка поживает?

– Ой, папа, все хорошо! Учится славно, Семён обещал послать ему денег на какую-то новую машину.

– Это ты, лиса, Семёна раскрутила? Ох, балуешь ты моего внука! Вся наша маленькая империя ведь ему достанется. Не калечь душу его легким отношением к деньгам!

– Папа! И ты туда же! Ну что случится, если мальчик будет ездить на новой машине?

– Ольга! Иван должен сейчас понять, как непросто в наше время достаются деньги, а вы с Семёном, точнее ты, его развращаете.

– Па! Ванечка так много недополучил в детстве отцовского внимания, пусть хоть сейчас почувствует его участие.

– Доченька, всё должно быть в разумных пределах: и любовь, и ненависть. Мне кажется, у тебя нет меры.

– Папа! Но это же мой единственный сын!

– И что? Надо потакать ему во всём? Учиться – в Лондоне, в армию – отмазать, так, что ли? В этом смысл жизни?

– Па, какая армия? Ему ещё учиться несколько лет, а там я что-нибудь придумаю. Он ведь у меня один. У тебя дочь, тебе было проще, меня в армию не забирали.

– Оля, я пальцем не пошевелю, чтобы внука от армии отмазать, учти!

– А я буду стараться его отмазать, – веско ответила я отцу. – И никто меня за это не осудит. Да!

– Ладно, не заводись. У нас пока другие проблемы, – отец поднялся с кресла, пошёл к столу. Что-то достал из ящика.

– Дочь, маленький подарок! Тебе.

– Спасибо!

Я тут же открыла коробочку. Там, в красном бархате, пристроились золотые цепь, подвеска с моим знаком тельца, серьги, маленький перстень. В серьгах и перстне торчали средних размеров изумруды, как раз под цвет моих глаз вечерами! С утра глаза у меня больше голубые.

– Папочка, это прелесть! Спасибо, родной!

Я бросилась к нему, обняла и от души расцеловала.

Папа был рад.

– Носи, дочка, радуйся!

– Спасибо, папа! Это такая прелесть!

Я тут же надела все подарки на себя, сняв то, что носила. Папа любовался мной совершенно искренне и ничуть не скрывал своей радости, видя радость мою. Я тоже была совершенно искренней.

– Всё, па, я поехала. Мне надо ещё кое-что сделать.

– Хорошо, дочка. Только меня не забывай!

– Папа! Прекрати! Ты же знаешь, что ближе тебя у меня нет человечка!

– Сын у тебя есть. Но не балуй его!

– Ладно! Всё, пока!

Я чмокнула папу в выбритую, вкусно пахнущую щёку и пошла к своей машине, помахав ему напоследок.

Когда я выехала с папиного двора, было ещё три часа дня. Опять начал жать лифчик. Я припарковалась, сняла его совсем, бросила на заднее сидение.

Надо было ехать дальше и поразмышлять, как сейчас вести себя с Семёном. Как бы мы с ним ни жили все эти годы, мы были семьёй – с общими заботами, горестями, радостями. Мама с папой тоже были семьёй, пока мама не умерла, и я впитала те чувства заботы друг о друге и уважения, что они пронесли по своей жизни. Семён изменял мне, но я стойко хранила верность ему и цементировала отношения, прощала, спасала. Ради сына, ради семьи! Но вот настало время, когда сын вырос и спасать уже ничего не надо. Ванечка всё сам поймёт…

Неожиданно для самой себя я выехала на дорогу, ведущую к дому, а ещё хотелось покататься по городу. Домой так домой! Там я прижмусь к своим любимым котам и успокоюсь. Семён всё равно уехал и не будет проедать мне мозги! После нашего утреннего разговора он, скорее всего, домой сегодня не вернётся… К очередной шлюхе поедет, сто процентов!