Взгляд сквозь столетия - [98]
Именно поэтому Герцен и отвел столь заметное место в своей статье «О развитии революционных идей в России» Сенковскому. Он писал об этом «очень остроумном писателе, большом труженике, но совершенно беспринципном человеке»: «Поднимая на смех все самое святое для человека, Сенковский невольно разрушал в умах идею монархии».
Разумеется, мы не можем поставить знака равенства между мыслителем-революционером А. Н. Радищевым и консерватором-утопистом М. М. Щербатовым. Поэтому наш сборник и открывается именем писателя, идеал которого, выраженный им в оде «Вольность», «Путешествии из Петербурга в Москву» и в других произведениях, — это идеал последовательного демократа, борца с социальной несправедливостью. В этом сборнике представлены также произведения литераторов-декабристов, наследников Радищева в истории русской революционной мысли, писателей, которые не только словом, но и делом на Сенатской площади отстаивали свои представления об идеальном будущем.
Но это, конечно, не означает, что мы должны отказываться, «сбрасывать с корабля современности» произведения авторов, общественный идеал которых не был столь же прогрессивным. В. И. Ленин писал: «Нужно взять всю культуру, которую капитализм оставил… Нужно взять всю науку, технику, все знания, искусство. Без этого мы жизнь коммунистического общества построить не можем»[40].
Несколько слов и о другой стороне этого важного вопроса. Утопическое сознание, как известно, является кризисным сознанием и наиболее присуще эпохам исторических катаклизмов (эту мысль еще раз убедительно обосновал крупнейший советский исследователь утопических учений академик В. П. Волгин). А историческая ситуация в России, например 30-х годов XIX века — времени после разгрома восстания декабристов, — как нельзя более располагала к тревожным мыслям о будущем. Поэтому исторический оптимизм, с таким пафосом заявленный Белинским в его знаменитой фразе 1840 года: «…Завидуем внукам и правнукам нашим, которым суждено видеть Россию в 1940-м году…»[41] — разделялся далеко не всеми русскими писателями.
Так, В. Ф. Одоевский, размышляя о судьбе духовных ценностей в мире, все более подчиняющемся законам буржуазной цивилизации, представлял себе возможное будущее человечества в далеко не радужных тонах («Город без имени»). И, наоборот, монархист Ф. В. Булгарин, который именно в этой цивилизации видел свой идеал общественного устройства, рисовал будущее России буквально «золотым»: в «Правдоподобных небылицах, или Странствованиях по свету в двадцать девятом веке» благонамеренные сенаторы, принцы, профессора живут в мире, чем-то весьма напоминающем «индустриальный рай» из работ нынешних идеологов капитализма, где все социальные и духовные проблемы «решаются» с помощью развитой машинной техники.
Говоря об образе будущего в русской литературе, не следует забывать и о его художественном осмыслении в произведениях русских классиков: этот образ присутствует во многих поэтических шедеврах Пушкина, Лермонтова, Тютчева. Гоголевская тройка, с ее пронзительным, обращенным и к нам, потомкам, вопросом стала одним из ярких символов мысли о судьбе родины, которые знает мировая литература. Одним словом, вклад крупнейших русских писателей в развитие литературы о будущем значителен и неоспорим. И без этого вклада история русской фантастики была бы гораздо беднее. А с другой стороны, и сама эта фантастика позволит во многом по-новому взглянуть на знакомые с детства произведения.
Безусловна и историческая связь современной фантастики с наследием русской классической литературы. Но существует эта связь как бы «поверх» собственно литературного процесса в его жанровой, видовой определенности. А одну из сторон этого процесса — развитие фантастического жанра в XVIII — первой половине XIX века — и должен отразить наш сборник.
Очевидно, должно было пройти определенное время, чтобы фантастика, покинув литературную периферию, начала свое движение к центру. Тогда и пригодился весь тот жанровый опыт, который был накоплен фантастикой за время «незаметного» существования на границе с областью развития собственно философской или политической мысли.
А пока развитие фантастического жанра определялось творчеством писателей менее значительных. Но именно этим писателям было суждено проделать большую часть той «черновой» работы, без которой утопия так бы и осталась утопией, не став фантастической литературой, и все потенциальные художественные возможности фантастического жанра так и не смогли бы реализоваться с течением времени в разнообразный литературный мир современной фантастики.
Возьмем, например, Сенковского. Говоря о нем, Белинский, как известно, постоянно подчеркивал удивительную способность этого литератора «приноравливаться и подделываться» к вкусам широкого читателя.
Этот принцип — понять своего читателя и суметь ему угодить — являлся главным как в журналистской, так и в собственно писательской деятельности Сенковского. Он диктовал и особенную «облегченную» форму его фантастическим произведениям: они всегда своеобразный сплав из нескольких жанров, пользующихся у читателя популярностью, но одновременно и пародия на эти жанры, самопародия
Роман «Фаэты» повествует о гибели пятой планеты солнечной системы из-за ядерного взрыва океанов, о судьбе уцелевших героев и их потомков.
Начальником геодезической партии на полярной станции была красавица Татьяна Михайловна. На Большой земле она прыгала с 10-метровой вышки в воду, знала приемы каратэ и здорово играла в шахматы. Да и смелая была женщина — решила произвести геодезическую съемку Ныряющего острова — разгадать неразгаданную загадку Арктики.
СОДЕРЖАНИЕ:Подколзин Игорь. Один на борту. Рассказ. Рис. П. Павлинова.Биленкин Д. Запрет. Фантастический рассказ. Рис. В. Колтунова.Ребров М. «Я — «Аргон». Литература (отрывки).Айдинов Г. «Каменщик». Рассказ. Рис. Н. Гришина.Серлинг Род. Можно дойти пешком. Фантастический рассказ. Перевел с английского Е. Кубичев. Рис. А. Бабановского.Казанцев Александр. Посадка. Рассказ. Рис. Ю. Макарова.Моэм Сомерсет. Предатель. Рассказ. Перевел с английского Л. Штерн. Рис. Г. Филлиповского.Рассел Джон. Четвертый человек. Рассказ. Перевел с английского П. Охрименко. Рис. С. Прусова.
Американский ученый Фредерик Вельт посвятил сорок лет своей жизни поискам формулы, позволяющей за считанные месяцы… погубить человечество. Он превратил воздух над островом Аренида в топливо, в гремучую смесь. Над островом сгорают все новые и новые массы воздуха, стекающиеся со всей планеты. Жадный костер будет пылать до тех пор, пока не уничтожит на Земле всей атмосферы. Кажется, глобальную катастрофу невозможно предотвратить…Иллюстратор: Сергей Трофимов.
На 1-й и 4-й стр. обложки — рисунок А. ГУСЕВА.На 2-й стр. обложки — рисунок Н. ГРИШИНА к рассказу Ю. Тупицына «Мэйдэй».На 3-й стр. обложки — рисунок В. ЧИЖИКОВА к рассказу Дороти Л. Сайерс «Человек, который знал, как это делается».
На 1-й стр.обложки — рисунок В.КОШУНОВА к рассказу Д.Биленкина «Во всех галактиках».На 2-й стр.обложки — рисунок Н.ГРИШИНА к рассказу В.Михайлова «День,вечер,ночь,утро». На 3-й стр.обложки — рисунок В.КОЛГУНОВА к рассказу Ричарда Коннела «Самая опасная дичь».
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.