Взаперти - [15]

Это была плохая новость. Статский советник Виссарионов исполнял обязанности вице-директора Департамента полиции и претендовал на должность, которую Зуев вот-вот должен был освободить. Чтобы повысить свои шансы оттереть Белецкого, он захочет угодить начальству…

Нил Петрович сделал многозначительную паузу и продолжил:

– Я долго уговаривал Золотарева не отдавать тебя на расправу судейским. Но ничего не добился. Решение бонзы уже приняли, ты должен понимать. Защиты от МВД не будет никакой. Речь идет ни больше ни меньше как об уголовном преследовании. Которое должно закончиться, видимо, обвинительным приговором. Сам посуди. По уставу, если прокурор все же откроет против тебя предварительное следствие, то министр имеет право приставить к следователю своего чиновника.

– Зачем?

– Чтобы лишний раз защитить интересы подчиненного. Твои то есть. Этот контролер может даже давать указания следователю, на какие обстоятельства тот должен обратить внимание. Влиять, стало быть, на следствие, поворачивая его в нужном направлении. Так вот, Леша, никакого человека тебе в помощь они не выделят. Золотарев мне сейчас передал команду министра: не спасать Лыкова, а топить. Контролера не посылать, а исследование слово в слово чтобы совпало с мнением прокурора. Понял теперь?

– Понял, Крокодил Петрович. Какую статью мне там рисуют?

– До статьи пока дело не дошло, но ты сам умный, догадаешься. Возьми Свод законов и подумай.

Лыков сразу вспомнил нужную статью и ахнул:

– Не может быть! Там же каторга…

Зуев смутился:

– Так уж сразу и каторга… На это даже Макаров не пойдет, оно повредит репутации ведомства.

Но сам задумался. Потом тряхнул головой, как конь, которому жмут удила.

– Ну, мне пора. Как только Сергей Манолович вернется, веди его ко мне.

Опять томительно потянулись часы. Сыщик чувствовал себя как холерный больной на карантине. Никто не приходил, пропали вечные курьеры с бумагами, молчал «эриксон»[30]. Почему так долго нет Сергея? Очень хотелось телефонировать в сыскную и позвать его к трубке, но Лыков сдерживался. Только под вечер Азвестопуло ввалился к шефу и выложил на стол пачку бумаг.

– Вот они, собаки! Все пятеро.

Статский советник схватил бумаги, зашелестел ими и вскричал:

– Есть! Лука Кайзеров! Я арестовывал его в Киеве двенадцать лет назад, он убийца из банды Арешникова[31]. Негодяй арендовал у Киево-Печерской лавры завод, пек кирпичи, а под этим прикрытием разбойничал. Лука состоял при нем в адъютантах, кровавый человек… Ну-ка, а другие?

Через секунду он опять оживился:

– А вот и второй! Степан Дрига. Помнишь его?

Коллежский асессор кивнул:

– Еще на Офицерской заметил. Московский громила, проходил по делу о хищениях на железных дорогах, состоял в банде Тугаринова по кличке Тугарин Змей. Который застрелился в гостинице «Ливерпуль», когда мы пришли его арестовывать[32]. А Дригу укатали на каторгу.

– Да, верно. Как же он вместо каторги оказался на Шпалерной? Сбежал?

– Точно, – подтвердил Азвестопуло. – Утек, а попался два месяца назад на грабеже в Старой Деревне.

– Так-так… – повеселел статский советник. – Из пяти свидетелей у двоих есть против меня личный мотив. Как и ожидалось… А другие трое? Несытов, Трунтаев и Бабкин. Не знаю таких.

– Да, эти нам неизвестны. Трунтаев по картотеке – рядовой дергач[33]. Несытов с Бабкиным – квартирные воры.

– За что же они меня оболгали? Двое троих запугать вряд ли смогут. Подкупили? Это стоит дорого, откуда в тюрьме взять такие деньги? Непонятно. Ты с ними говорил?

– Не пустили, – вздохнул Сергей.

– Кто, начальник тюрьмы? На каком основании?

– Их как раз допрашивал судебный следователь, он и запретил. Узнал, что я ваш помощник, и сразу от ворот поворот.

– Как судебный следователь? – завелся Лыков. – Что он там делал?

Тут до него дошло:

– Неужели уже назначено предварительное следствие? Так быстро?

Азвестопуло развел руками:

– Судейские будто с цепи сорвались. Видать, была команда от самого министра.

Сыщики переглянулись, у Лыкова на лице появилась горькая усмешка.

– А ведь Крокодил Петрович меня только что предупреждал… Как они торопятся, халамидники. Что, Сережа, понял уже, чем пахнет?

– Дерьмом, вот чем.

Между Министерством юстиции и МВД всегда был некоторый антагонизм. Судейские требовали от полиции соблюдать все оговорки в бесчисленных русских законах. Права подследственных, доказательства вины, ход дознания, необходимость предварительного ареста, способы добиваться признательных показаний… Сыщики часто игнорировали подобные условности, которые им только мешали. Лыков за свою многолетнюю службу не раз конфликтовал с прокурорским надзором. То он помял кого-то при аресте, то угрожал побоями на допросе, то якобы подбросил вещественные доказательства. В ходе следствия или потом, на суде, опытные преступники отказывались от своих слов, будто бы выбитых силой. Где там правда, а где уловка арестанта, понять было трудно. И у судейских складывалось впечатление, что права подсудимых постоянно нарушаются и за полицией нужен глаз да глаз. На самом деле разобраться было несложно. Надо лишь знать характер дознавателя. Такой человек, как Лыков, был способен на все, чтобы засадить подследственного в тюрьму. Но в том только случае, если верил в его виновность. Однако при огромном вале дел надзор не успевал вникать в такие детали. И стриг всех под один фасон. По сути это было правильно: без прокурорского ока полицейские быстро распоясывались. Но часто судейские вместе с водой выплескивали и ребенка. Бывалые преступники затягивали процессы по своим делам на месяцы, если не на годы. Они легко могли оболгать сыщиков, требовали пересмотра дел, отводили следователей, вызывали бесчисленных свидетелей их инобытия