Взаимопомощь как фактор эволюции - [74]
Во Франции, уничтожение независимости деревенских общин и грабёж принадлежащих им земель начались уже в шестнадцатом веке. Впрочем, только в следующем столетии, когда крестьянская масса была доведена, поборами и войнами, до порабощения и нищеты, так ярко описанных всеми историками, грабёж общинных земель мог совершаться безнаказанно, и тогда он достиг скандальных размеров. «Каждый брал у них, сколько мог… изобретались воображаемые долги, с целью захватить их земли», — так выражается эдикт, обнародованный Людовиком XIV-м в 1667 году.[276] Конечно, государство не нашло иного средства для извлечения этих зол, как ещё большее подчинение общин своей власти и дальнейшее ограбление их — на этот раз самим государством. В сущности, уже два года спустя все денежные доходы общин были конфискованы королём. Что же касается до захвата общинных земель, то он становился всё шире и шире, и в следующем столетии дворянство и духовенство уже оказались владельцами огромных участков земли — они владели половиною всей годной для обработки площади, согласно некоторым оценкам, причём большинство этих земель оставалось невозделанным.[277] Но крестьяне всё ещё сохранили свои общинные учреждения, и вплоть до 1787 года деревенские мирские сходы, состоявшие из всех домохозяев, собирались, обыкновенно под тенью колокольни или дерева, для распределения наделов, или для передела оставшихся в их владении полей, раскладки налогов и избрания общинной администрации, точно так же, как это и до сих пор делает русский «мир». Это вполне доказано теперь исследованиями Бабо.[278]
Французское правительство нашло, однако, общинные мирские сходы «чересчур шумными», чересчур непослушными, и в 1789 году они были заменены выборными советами, состоявшими из старшины и от трёх до шести синдиков, которые избирались из более состоятельных крестьян. Через два года «революционное» Учредительное Собрание (Assemblée Constituante), сходившееся в этом отношении вполне со старым строем, вполне подтвердило вышеуказанный закон (14 декабря 1789 года), и деревенская буржуазия занялась теперь в свою очередь грабежом общинных земель, который и продолжался в течение всего революционного периода. Только 16 августа 1792 года, Законодательное Собрание (Assemblée Legislative) под давлением крестьянских восстаний и поднятого настроения после взятия народом королевского дворца, решило возвратить общинам отнятые у них земли; но в то же время оно постановляло, чтобы эти возвращенные земли были разделены между одними более зажиточными крестьянами. Мера эта, конечно, вызвала новые восстания, и она была отменена в следующем же году, когда, после изгнания жирондистов, Конвент постановил, 11 июня 1793 г., чтобы все общинные земли, отнятые помещиками и пр. у крестьян, начиная с 1669 года, были возвращены общинам, которые могли — если решали это большинством двух третей голосов, — разделить общинные земли в таком случае поровну между всеми обывателями, как богачами, так и бедняками между «активными» и «пассивными» гражданами.[279]
Тем не менее законы о разделе общинных земель настолько шли вразрез с представлениями крестьян, что последние не выполняли их, и повсюду, где крестьяне вернулись во владение, хотя бы частью ограбленных у них мирских земель, они владели ими сообща, оставляя их неделёнными. Но вскоре наступили долгие годы войн и реакция, и общинные земли были просто конфискованы государством (в 1794 году) для обеспечения государственных займов; часть их была назначена на продажу и в конце концов разграблена; затем они снова были возвращены общинам и снова конфискованы (в 1813 году). И только в 1816 году остатки этих земель, составлявшие около 6.000.000 десятин наименее производительной земли, были возвращены деревенским общинам.[280] Но и это еще не было концом общинных заключений. Каждый новый режим видел в общинных землях удобный источник для вознаграждения своих сторонников, и три закона (первый в 1837 году, а последний при Наполеоне III) были проведены, с целью побудить деревенские общины произвести раздел общинных земель. Три раза эти законы приходилось отменять, вследствие оппозиции, которую они встречали в деревнях, но всякий раз правительству удавалось отхватить что-нибудь от общинных владений: так, Наполеон III, под предлогом покровительства усовершенствованным методом агрикультуры, отдал крупные общинные владения некоторым из своих фаворитов.
Что же касается до автономии деревенских общин, то что могло оставаться от неё после стольких ударов? Правительство смотрело на старшину и синдиков, как на своих даровых чиновников, выполняющих известные функции государственного механизма. Даже теперь, при третьей республике деревня лишена всякой самостоятельности, и малейшее действие в пределах деревенской общины не может быть совершено без вмешательства и санкции чуть ли не всего сложного государственного механизма, включая префектов и министров. Трудно поверить, а между тем в действительности оно так: если, например, крестьянин намеревается уплатить денежным взносом свою долю труда по починке общинной дороги (вместо того, чтобы самому набить требуемое количество камня), то не менее двенадцати государственных чиновников различного ранга должны дать согласие на это, причем это требует пятьдесят два бумажных документа, которыми эти чиновники должны обменяться, прежде чем крестьянину, наконец, будет разрешено внести денежную уплату в общинный совет. Все остальное носит тот же характер. То же самое, если буря повалит дерево на дороге.
Последняя книга П. А. Кропоткина, работу над которой он так и не успел завершить. «Этика» (Т.1) была выпущена в издательстве «Голос Труда» (Пб.; М.) в 1922 году к годовщине его смерти, однако отдельные фрагменты этой работы в виде статей выходили уже в начале 900-х годов. По замыслу П. А. Кропоткина, первый том посвящался анализу истории этики, второй - ее позитивному изложению. Однако и сама история этики, анализируемая под определенным концептуальным углом зрения, дает достаточно полное представление о его позитивных взглядах на этику и ее проблемы.
Сборник включает основные теоретические труды князя П. А. Кропоткина, посвященные обоснованию идеи «анархии», которую автор применяет не только в отношении политики, но и как определенный методологический и этический ключ к пониманию сути общественного бытия. Основные работы П. А. Кропоткина были написаны в конце XIX века, и современный читатель имеет возможность с позиций трагической истории XX века оценить значимость историософских и философских построений именитого автора. Сост. и предисловие Р. К. Баландина.
Сборник включает избранные труды по этике, в которых автор рассматривает проблемы происхождения и исторического развития нравственности, дает оценки конкретных событий, личностей, социальных явлений. Гуманистическая ценность его идей заключается в обращении к сознанию человека и этическим ценностям как к естественной духовной силе, способной объединять поколения. Особое место занимают размышления об анархии, которые Кропоткин применяет не только в отношении политики, но и в качестве методологического ключа к пониманию сути общественного бытия.
П.А. Кропоткин – личность поистине энциклопедического масштаба. Подобно Вольтеру и Руссо, он был и мыслителем, и ученым, и писателем. На следующий день после того, как он получил признание ученого сообщества Российской империи за выдающийся вклад в геологию, он был арестован за участие в революционном движении. Он был одновременно и отцом российского анархизма, и человеком, доказавшим существование ледникового периода в Восточной Сибири. Его интересовали вопросы этики и политологии, биологии и геоморфологии.
Этот очерк был сперва написан в 1890 году по–французски под заглавием «Morale Anarchiste» для нашей парижской газеты «La Révolte» и издан затем брошюрою. Предлагаемый перевод, тщательно сделанный и проверенный, следует считать русским текстом этого очерка.П. К.
Князь Петр Алексеевич Кропоткин [1842–1921] был не только революционером, анархистом (в первую очередь выдающимся учёным — прим. fb2), но и талантливым лектором, тонким знатоком русской литературы. Его лекции изложены так увлекательно, что и сегодня читаются с захватывающим интересом.Данный курс предназначен учащимся средних школ, гимназий, абитуриентам, студентам высших учебных заведений и всем, кто интересуется русской литературой.Перевод с английского В. Батуринского под редакцией автора.Единственное издание, разрешенное для России автором, пересмотренное и дополненное им.
Впервые в науке об искусстве предпринимается попытка систематического анализа проблем интерпретации сакрального зодчества. В рамках общей герменевтики архитектуры выделяется иконографический подход и выявляются его основные варианты, представленные именами Й. Зауэра (символика Дома Божия), Э. Маля (архитектура как иероглиф священного), Р. Краутхаймера (собственно – иконография архитектурных архетипов), А. Грабара (архитектура как система семантических полей), Ф.-В. Дайхманна (символизм архитектуры как археологической предметности) и Ст.
Серия «Новые идеи в философии» под редакцией Н.О. Лосского и Э.Л. Радлова впервые вышла в Санкт-Петербурге в издательстве «Образование» ровно сто лет назад – в 1912—1914 гг. За три неполных года свет увидело семнадцать сборников. Среди авторов статей такие известные русские и иностранные ученые как А. Бергсон, Ф. Брентано, В. Вундт, Э. Гартман, У. Джемс, В. Дильтей и др. До настоящего времени сборники являются большой библиографической редкостью и представляют собой огромную познавательную и историческую ценность прежде всего в силу своего содержания.
Атеизм стал знаменательным явлением социальной жизни. Его высшая форма — марксистский атеизм — огромное достижение социалистической цивилизации. Современные богословы и буржуазные идеологи пытаются представить атеизм случайным явлением, лишенным исторических корней. В предлагаемой книге дана глубокая и аргументированная критика подобных измышлений, показана история свободомыслия и атеизма, их связь с мировой культурой.
Макс Нордау"Вырождение. Современные французы."Имя Макса Нордау (1849—1923) было популярно на Западе и в России в конце прошлого столетия. В главном своем сочинении «Вырождение» он, врач но образованию, ученик Ч. Ломброзо, предпринял оригинальную попытку интерпретации «заката Европы». Нордау возложил ответственность за эпоху декаданса на кумиров своего времени — Ф. Ницше, Л. Толстого, П. Верлена, О. Уайльда, прерафаэлитов и других, давая их творчеству парадоксальную характеристику. И, хотя его концепция подверглась жесткой критике, в каких-то моментах его видение цивилизации оказалось довольно точным.В книгу включены также очерки «Современные французы», где читатель познакомится с галереей литературных портретов, в частности Бальзака, Мишле, Мопассана и других писателей.Эти произведения издаются на русском языке впервые после почти столетнего перерыва.
В книге представлено исследование формирования идеи понятия у Гегеля, его способа мышления, а также идеи "несчастного сознания". Философия Гегеля не может быть сведена к нескольким логическим формулам. Или, скорее, эти формулы скрывают нечто такое, что с самого начала не является чисто логическим. Диалектика, прежде чем быть методом, представляет собой опыт, на основе которого Гегель переходит от одной идеи к другой. Негативность — это само движение разума, посредством которого он всегда выходит за пределы того, чем является.
В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.