Взаимная помощь среди животных и людей как двигатель прогресса - [75]

.

Что же касается до союзов, заключавшихся городами ради разных специальных целей, то они были самым обычным явлением. Сношения, установившиеся в период освобождения, когда города списывали друг у друга хартии, не прерывались впоследствии. Иногда, когда судьи какого-нибудь германского города должны были вынести приговор в новом для них и сложном деле и объявляли, что не могут найти решения (des Urtheiles nicht weise zu sein), они посылали делегатов в другой город с целью подыскать подходящее решение. То же самое случалось и во Франции[269]. Мы знаем также, что Форли и Равенна взаимно натурализовали своих граждан и дали им полные права в обоих городах.

Отдавать спор, возникший между двумя городами, или внутри города, на решение другой общине, которую приглашали действовать в качестве посредника, было также в духе времени[270]. Что же касается до торговых договоров между городами, то они были самым обычным делом[271]. Союзы для упорядочения производства и определения объема бочек, употреблявшихся в торговле вином, «селедочные союзы» и т. д. были предшественниками большой торговой федерации Фламандской Ганзы, а позднее — великой Северо-Германской Ганзы, в которую входили Великий Новгород и несколько польских городов. История этих двух обширных союзов в высшей степени интересна и поучительна, но она потребовала бы многих страниц, чтобы рассказать их сложную и многообразную жизнь. Замечу только, что, благодаря Ганзейским союзам и лигам Итальянских городов, средневековые города сделали больше для развития международных сношений, мореплавания и морских открытий, чем все государства первых семнадцати веков нашей эры.

Подводя итоги сказанному, союзы и объединения между маленькими земскими единицами, а равно и между людьми, соединявшимися ввиду общих целей в соответственные гильдии, а также федерации между городами и группами городов составляли самую сущность жизни и мысли в течение всего этого периода. Первые пять веков второго тысячелетия нашего летосчисления (XI по XVI) могут быть рассматриваемы, таким образом, как колоссальная попытка обеспечить взаимную помощь и взаимную поддержку в крупных размерах, на началах объединения и сотрудничества, проводимых чрез все проявления человеческой жизни в во всевозможных степенях. Эта попытка в значительной мере увенчалась успехом. Она объединила людей, раньше того разъединенных, она обеспечила им значительную свободу, она удесятерила их силы. В ту пору, когда множество всяких влияний воспитывали в людях стремление уйти от других в свою ячейку, и было такое обилие причин для раздоров, отрадно видеть и отметить, что у городов, рассеянных по всей Европе, оказалось так много общего, и что они с такою готовностью объединялись для преследования столь многих общих целей. Правда, что, в конце концов, они не устояли пред мощными врагами. Они широко практиковали начала взаимной помощи; но все-таки, отделяясь от крестьян-земледельцев, они недостаточно широко прилагали в жизни эти начала и, лишившись поддержки крестьян, города не могли устоять против насилия зарождавшихся королевств и царств. Но погибли они не от вражды друг к другу, и их ошибки не были следствием недостаточного развития среди них федеративного духа.

Новое направление, принятое человеческою жизнью в средневековом городе, дало громадные результаты для развития всей цивилизации. В начале одиннадцатого века города Европы представляли только маленькие кучи жалких хижин, ютившихся вокруг низеньких, неуклюжих церквей, строители которых едва умели вывести арку. Ремесла, сводившиеся, главным образом, к ткачеству и ковке, были в зачаточном состоянии; наука находила себе убежище лишь в немногих монастырях. Но через триста пятьдесят лет самый вид Европы совершенно изменился. Страна была уже усеяна богатыми городами, и эти города были окружены широко раскинувшимися, толстыми стенами, которые были украшены вычурными башнями и воротами, представлявшими, каждая из них, произведения искусства. Соборы, задуманные в грандиозном стиле и покрытые бесчисленными декоративными украшениями, поднимали к облакам свои высокие колокольни, причем в их архитектуре проявлялась такая смелость воображения и такая чистота формы, каких мы тщетно стремимся достигнуть в настоящее время. Ремесла и искусства поднялись до такого совершенства, что даже теперь мы едва ли можем сказать, чтобы мы во многом превзошли их, если только не ставить быстроты фабрикации выше изобретательного таланта работника и законченности его работы. Суда свободных городов бороздили во всех направлениях северное и южное Средиземное море; еще одно усилие — и они пересекли океан. На обширных пространствах благосостояние заступило место прежней нищеты; выросло и распространилось образование.

Рядом с этим выработался научный метод исследования, — положительный, естественнонаучный, вместо прежней схоластики — и положены были основания механике и физическим наукам. Мало того, — подготовлены были все те механические изобретения, которыми так гордится девятнадцатый век! Таковы были волшебные перемены, совершившиеся в Европе менее чем в четыреста лет. И потери, понесенные Европою, когда пали ее свободные города, можно оценить вполне, если сравнивать семнадцатый век с четырнадцатым, или даже тринадцатым. В семнадцатом веке благосостояние, которым отличались Шотландия, Германия, равнины Италии, исчезло. Дороги пришли в упадок, города опустели, свободный труд превратился в рабство, искусства заглохли, даже торговля пришла в упадок