Выжить и вернуться. Одиссея советского военнопленного, 1941-1945 - [18]

Мы, почувствовав, что может произойти что-то ужасное, попытались подойти и помочь товарищу встать. Немец в ярости крикнул: «Zuruck!» («Назад!») Рассвирепев, он бил и бил ногами беднягу. Тот в ответ только закрывал руками голову. Тогда охранник снял с плеча карабин. Мы закричали нашему товарищу, чтобы он постараться скорее встать. Но от слабости он не мог даже привстать с колен, упираясь в песок руками. Приближалась развязка. Немец приставил дуло карабина к уху пленного. «Ребята, я не мо…» Раздался выстрел. Наш товарищ упал на песок, всю правую сторону головы снесло выстрелом. Желтый песок обагрился кровью, уцелевший левый глаз безжизненно смотрел на нас… Мы молча стояли вокруг, парализованные случившимся. Немцы, стоявшие поодаль, сняли на всякий случай с плеч свои карабины. Наш охранник, бледный, выругался и спихнул ногой убитого в им же вырытую канаву. Затем он приказал нам засыпать тело песком. Потрясенные и подавленные, мы отдали последний долг нашему товарищу по несчастью. Еще один из мучеников нашел последний приют в чужой и враждебной земле.

Тяжелая картошка

Однажды немецкий конвой повел нас, несколько человек пленных, искать лопаты в переднюю зону. В ней находились кухня и пустой барак. Эта так называемая «передняя зона» отделялась от нашего барака дополнительной оградой из колючей проволоки. Немцы ввели нас в пустующий барак. На полу возле входа лежали две лопаты, а несколько в стороне от них была насыпана большая куча картошки. Мы готовы были съесть глазами всю эту кучу. Конвой, заметив наше пристальное внимание к картофельной куче, быстро вывел нас с лопатами из барака.

По дороге в барак и в бараке перед моими глазами все стояла эта заманчивая куча желанной картошки. Мой живот тоже был не прочь отведать ее. Одна мысль вертелась в голове: как добраться до картошки? Утром, когда я шел умываться к водоразборной колонке, заметил, что колючая проволока, вернее ее нижний ряд, немного провисла. Если ее приподнять, то можно под ней проползти в переднюю зону и доползти до пустого барака. В голове сразу созрел план, и я стал ждать ночи.

Она выдалась лунной, хотя редкие облака нет-нет да и закроют ночное светило. Морозец был небольшой, градуса три. Я дождался, когда в нашем бараке все улеглись и заснули. Только один парень сидел возле печки и грелся. Решился сходить на разведку. Встал, прошел до туалета и посмотрел, что делает охрана. Часовой ходил вдоль колючей проволоки, подняв воротник шинели. Он то медленно приближался к воротам, то удалялся в глубь зоны. Все было тихо. Вернувшись в барак, я заметил, что парень у печки не обратил на меня никакого внимания. Улегся на нары. Одна мысль в голове: рискнуть или не рисковать? И все же я решился.

Выйдя на улицу, немного постоял на ступеньках, огляделся. Силуэт часового маячил где-то в отдалении. Тишина. Пригнувшись, добежал до колонки. Замер, спрятавшись за нее. Охранник, дойдя до конца, повернул обратно, идет в мою сторону. Я притаился за колонкой. Громко стучит сердце. Кажется, в ночной тишине стук его разносится далеко. Часовой прошел мимо, подошел к входным воротам лагеря. Заговорил с другим охранником у ворот. Они закурили. Голубой дым в лунном свете хорошо виден из моего укрытия. Я, подхватив заранее подготовленную палку, ползком направился в сторону колючей проволоки. Дополз до нее. Приподняв палкой проволоку, зацепляясь за колючки, переполз на другую сторону.

Проволока предательски зазвенела. Оглянувшись, вижу охранника, направляющегося в мою сторону. Вжимаясь в землю, дополз до угла пустого барака. Спрятался за угол и наблюдаю за охраной. Все тихо. Часовой прошел мимо пустого барака. Я жду, когда он повернет обратно. Сердце бешено стучит в груди, готово выпрыгнуть. Охранник прошел, тихо насвистывая, мимо барака. Легкий ветерок раскачивает сосну, и ее ветви тихо шелестят в вышине.

Охранник отошел далеко, и я, быстро подскочив к двери, открыл ее. Дверь скрипнула, заставив меня еще раз вздрогнуть. И вот она, заветная куча картошки! В темноте тускло сереет на полу барака. Быстро-быстро набиваю картофелинами штаны, карманы, кладу за пазуху в гимнастерку, все набил до отказа. Рад бы еще, да некуда. Растолстел, наверное, вдвое и стал похож на толстого запорожца в шароварах. С трудом поднялся с колен. Вышел на улицу и осторожно закрыл за собой дверь.

На улице все тихо. Луна по-прежнему ярко светит, шелестят ветви сосен. В душе у меня ликование, сколько еды я принесу! Но мне предстоит еще обратный путь, путь более трудный и опасный. Осмотрелся кругом. Охранника поблизости не видно.

На четвереньках, придерживая ворот гимнастерки, подползаю к дыре в колючей проволоке. Опять осмотрелся — часового не видно. Приподнял палкой проволоку и пытаюсь пролезть, да не тут-то было. Я так растолстел, что застрял в проеме, зацепившись за колючки. И вдруг я с ужасом вижу, что охранник уже развернулся и идет в мою сторону! А я, как в мышеловке, застрял под проволокой на открытом месте. Но охранник еще довольно далеко. Сильно рванувшись, слышу треск рвущейся ткани на спине и на коленке. Все же вырываюсь из цепких объятий и успеваю спрятаться за колонку. Холодный пот стекает по лбу, не хватает дыхания. Мимо проходит охранник. Он спокоен и тихо насвистывает что-то себе под нос. Теперь уже не страшно, я в своей зоне. Пронесло! Фигура охранника скрылась за поворотом, и я, уже не спеша, поднимаюсь на крыльцо барака.