ВьЮжная Америка - [22]

Сижу в кабинетике Андрэо, листаю журналы. Все как на подбор измятые и старые. Подхожу к окну и вижу Валентину и Машу, прогуливающихся в тени пальм. Они уже успели осмотреть ближайший торговый центр и теперь скучают, дожидаясь меня. Я стучу в стекло, размахиваю руками — бесполезно, не замечают: я у них над головой.

Наконец вбегает итальянец и засыпает меня радостной скороговоркой на немыслимом англо-испанском диалекте с апеннинским акцентом. Из всей скороговорки мне удается выудить лишь, что основные бумаги «первого шага» уже подготовлены и нужно срочно копировать мои документы. Чтобы не вводить в заблуждение и без того запутанного от природы адвоката, я показываю ему только загранпаспорта и свидетельство о браке, умышленно утаивая паспорта советского образца. В самом деле, почти невозможно объяснить, что такое «внутренний паспорт», если само понятие «паспорт» однозначно подразумевает его исключительно внешнее, заграничное использование. К моему счастью, римский легионер не очень-то просвещен в соцдействительности и, принимая от меня загранпаспорта, не имеет на этот счет никаких сомнений.

Еще полчаса я заполняю анкеты и прочую бюрократическую ерунду. В конце концов разговор касается наличности. Итальянец просит всю сумму — четыре тысячи «зеленью» — вперед. Так сказать, стопроцентная предоплата. Под гарантию официальной расписки его фирмы. Объясняет он это тем, что якобы с первого же часа ему необходимы значительные деньги на бумажные нужды. Я, конечно, не верю никаким объяснениям, но, с другой стороны, фирма его выглядит довольно солидно. В прихожей мне встретились несколько американцев, из разговора которых я понял, что здесь они оформляют покупку небольшого отеля.

«Американцы в плохую контору не полезут, — резонно рассуждаю я. — Они еще дома разнюхали, кому можно доверять, а кому нет».

Короче говоря, соглашаюсь. Говорю, что деньги будут завтра, но прошу, чтобы расписка обязательно была засвидетельствована лицом, не работающим в фирме итальянца. Правнук римлянина на секунду тускнеет, задумывается, однако уже в следующую секунду расцветает в улыбке: согласен, свидетель будет высший класс, пальчики оближешь, век будешь искать, но лучшего не найдешь, не свидетель, а сказка… И так далее.

Я смотрю на Андрэо и удивляюсь: сколько минут можно продержаться в таком эйфорическом состоянии? Лично меня через четверть часа хватил бы апоплексический кондратий, нет никаких сомнений. А этот коротышка готов вот так подпрыгивать и восклицать два часа подряд, разве что с небольшим перерывом на кофе.

Позже я узнал: заработки его составляют около трех тысяч долларов в месяц, что на общем китийском фоне очень много. Но все же хорошая зарплата не повод для комедиантства. Кроме всего прочего, в этой конторе меня поразила огромная разница между энергичностью и экзальтированностью хозяина и сомнамбулическим спокойствием подчиненных. Такое впечатление, что итальянец умышленно выбирал самых медлительных и неторопливых агентов в городе, чтобы уравновесить тем самым обстановку в офисе.

— Сдал ваши паспорта, — отчитываюсь я перед домашними. — Завтра заплачу всю сумму, под расписку.

Валентину не увлекают детали бумажной волокиты, ей важнее знать, что все идет «как надо».

— Да, чуть не забыл: нужно по шесть фотокарточек, цветных, три на четыре.

Ищем фотографию — зачем откладывать на потом? Чего другого, а документальной фотографии в Кито море разливанное. И никакой фотограф при этом вовсе не требуется — всякий желающий просто покупает четырехкадровый «Полароид» со вспышкой и научается помещать голову клиента более-менее точно в овал, нарисованный в визире. Все остальное делается само собой. Две минутки — и фотографии у вас в кармане. А так как все граждане и неграждане Эквадора имеют (и постоянно теряют) личные карточки, то спрос на документальное фото хоть и небольшой, но всегда есть.

И вот всего через полчаса липкие прямоугольнички с нашими беззаботными физиономиями лежат в конверте, а конверт — в моем кармане. Больше никаких серьезных дел на сегодня не намечается. Куда пойти? Чем заняться?

Медленное течение редкого людского потока выносит нас к скверу. Или, точнее, к парку, если принять во внимание его размеры. Часть периметра парка занята художниками и продавцами сувениров. Мы переходим улицу с фонтанчиками и погружаемся в глубины местного авангардного искусства.

Да, московский Арбат — это сильно, это с размахом и всегда красиво. Уличная выставка на авенида Патриа в Кито уступает и по размерам, и по торговому духу. Но здесь есть нечто другое, что странным образом притягивает к полотнам. Я стараюсь разобраться в ощущениях и скоро нахожу ответ: бедность. Бедный художник мечтает о высоких гонорарах, что естественно, но в то же время он — не делец. Он потому и беден, что не понимает рынка и пишет только то, что тревожит его душу. И его картины не покупаются. Бедность вгоняет его в состояние тоски и пессимистического философствования. Находясь в этом состоянии, он начинает творить, и тогда из-под его кисти выходят настоящие откровения, та самая печаль, то самое философствование.