Выстрел - [18]

Он расслабляет мышцы лица и проводит рукой по задней части шеи, а затем вдоль щетины на подбородке. Выдохнув, он говорит:

— Останься.

Я киваю, отворачиваясь от него, подхожу ближе к композициям из цветов и начинаю рассматривать. Всего их пять, каждая декорирована и изящно составлена. Дизайн уникальный, и выглядят они именно так, как я себе и представляла.

Я замираю, когда ощущаю пальцы Деклана на моей шее, и когда я поворачиваюсь, то вижу, что он стоит прямо позади меня и просовывает руки под воротник моего пальто и начинает стягивать его с моих плеч. Я беру себя в руки и позволяю ему снять пальто, наблюдая, как он вешает его на спинку стула.

— Спасибо, — бормочу я.

— Что думаешь?

Я смотрю на него и не отвечаю. Я хочу увидеть, как он ответит на этот контакт. Сексуальная ухмылка не заставляет себя долго ждать и появляется на его лице.

— Они идеальны. Не знаю, что именно выбрать.

— Выбирай все, — произносит он.

— Все?

— Почему нет? Кто сказал, что тебе нужно выбирать?

— Разве не всегда нужно выбирать? — я произношу это со скрытым смыслом, который подразумевает, что мы говорим не только о цветах.

— Нет, когда ты — Вандервол.

Я говорю с мнимым раздражением:

— Вот как ты думаешь? Из-за моей фамилии я могу взять все, что захочу? — он приподнимает бровь и молчит, а я продолжаю: — Ты так поступаешь? Потому что исправь меня, если я ошибаюсь, но Маккиннон, уверена, не та фамилия, которая была бы незнакома людям.

— Мы о личном или о бизнесе? — спрашивает он.

— Бизнес — это и есть личное, когда это касается тебя, и последний раз, когда я проверяла, именно твое имя было указано на этом отеле.

Он идет к одному из столов и садится. Отклоняется и кладет одну руку на стол.

— Да. Я беру то, что хочу.

Я остаюсь стоять рядом с цветами и спрашиваю:

— В каком случае?

— В любом случае. А теперь подойди и посиди со мной.

— Это ты тоже возьмешь?

С улыбкой, которая ему так хорошо удается, он говорит:

— Неужели тебя можно забрать?

— Нет, — кратко заявляю я. — И эти игры, в которые тебе нравится со мной играть, уже устарели, и честно говоря, мне не нравится быть игрушкой исключительно для твоего развлечения. Так что еще раз, возьми себя в руки, Деклан, — я хватаю пальто и направляюсь к двери, надеясь, что он сделает то, на что я его вывожу.

Как только моя рука оказывается на дверной ручке, его рука приземляется поверх моей, я замираю, опустив голову.

— Не уходи, — я молчу, и он продолжает свою речь: — Ты не игрушка, Нина, и я приношу извинения, если заставил тебя так себя чувствовать.

— Тогда, что все это такое?

— Просто я хочу лучше тебя узнать, — говорит он, и когда я поднимаю на него взгляд, добавляет: — Ты сказала, что у тебя нет друзей?

Я отворачиваю от него голову, прерывая зрительный контакт, и он произносит:

— Каждый заслуживает, чтобы у него был друг, Нина. Даже ты.

— И ты собираешь заполнить этот пробел? — спрашиваю я и вновь смотрю на него. — С чего ты решил, что мне это нужно?

— Тогда скажи мне, с кем ты разговариваешь о том, о чем не можешь с мужем?

Я вытаскиваю свою руку из-под его руки и поворачиваюсь к нему лицом.

— А с кем разговариваешь ты?

Молчание.

— Ты думаешь, я буду разговаривать обо всем с тобой, и в то же время ничего не знать о тебе? Какая будет отдача от тебя? — интересуюсь я.

— Такая же, как от тебя, — отвечает он. — Давай начнем. До того как ты постучалась в мою дверь сегодня, я разговаривал с отцом по телефону. Он как всегда вел себя, как долбанная выскочка, потешался над моими решениями, которые я принимаю без него, и его сводит с ума, что он не может вмешаться. Теперь ты понимаешь, что мой отец — подонок.

Его взгляд колючий, пока он говорит это, в них преобладает сила, и я чувствую, что у нас наметился прогресс. Но я не хочу его злить сейчас, так что я ломаю повисшее напряжение и с улыбкой дразню его:

— Долбанная выскочка? Это какое-то шотландское оскорбление, потому как я раньше никогда не слышала, чтобы кого-нибудь называли выскочкой.

— Да, дорогая, так и есть, но если ты предпочитаешь что-то более оригинальное, я могу назвать его ущербный ушлепок, но коренному американцу может показаться, будто я — киска.

Я смеюсь над его высказыванием, но как только смех срывается с моих губ, я опускаю взгляд в пол и замолкаю.

— Что случилось, Нина? — спрашивает он, замечая смену моего настроения. Когда я не отвечаю, он берет меня за руку, ведет к столу, и мы садимся.

— Расскажи мне что-нибудь о себе.

— Я не знаю, что именно ты хочешь услышать.

— Всё. Расскажи мне какой-нибудь случай, — говорит он, но когда видит, что я колеблюсь, предлагает: — Расскажи, почему у тебя нет друзей.

Я выдыхаю, показывая ему, что понимаю, что он хочет услышать.

— Потому что я не из этого мира. Я не такая как все эти женщины, и... — замолкаю на мгновение, а затем добавляю тихим голоском: — Я боюсь, что они будут осуждать меня, так что мне лучше, чтобы они просто боялись меня, потому что так проще, — когда я говорю эти слова, меня саму удивляет правда, которая в них заключена.

— Ты прячешься?

— Предполагаю.

— Ты одинока?

— Разве я выгляжу одинокой? — спрашиваю я.

— На данный момент? Да.

Я поворачиваюсь к нему и спрашиваю: