Высший вкус жизни. Выход из материальной игры - [110]

В силу всего этого я видел в вере не путь к благоденствию общества, а средство эксплуатации масс: людей подталкивают к греху (за который потом их же и осуждают), чтобы в страхе перед вечными муками ада они несли деньги в церковь и «искупали» свой грех. Сначала спиртное – грех – продают, а потом – снова берут деньги – теперь уже за последствия его употребления. Что и говорить, гениальный бизнес-план! Примерно такой же, как у торгующего наркотиками заведующего наркодиспансера. Одним словом, организованная религия представлялась мне мощной рэкетирской системой – только рэкетир, чтобы изъять у людей деньги, запугивает их оружием, а церковь – вечными муками в аду.

Я искал философию, которая несла бы благо всем, поэтому мне были ближе по духу идеи социализма, религия же, насаждаемая в ужасающих войнах (в то время как Иисус говорил: «Не убий!»), защищающая рабовладельческий строй, внедрившая в Россию крепостное право, представлялась мне не только философским, но также и моральным уродом, паразитирующим на животном страхе смерти и неизвестности – что последует за ней? Понятно, почему не только атеисты, но и руководители некоторых религиозных конфессий заинтересованы в том, чтобы замалчивать или скрывать исследования ученых о жизни вне тела: людей, находящихся в неведении о том, что они являются бессмертными душами, легче удерживать в рабстве при помощи атеистических и ложных религиозных догм.

Позже я понял, что бунтовал не против Бога, а против того, как священники Его представляют своей пастве и как используют ее необразованность в сочетании с верой в целях эксплуатации. Так же и Ницше, когда написал своего «Антихриста», восставал не против самого Бога, а против внушаемых по отношению к Нему страха и раболепия.

Ницше писал: «…я поверил бы в Бога, который танцует, потому что танец – это естественное проявление счастья. Если Бог есть, то он должен быть всегда счастлив!» Ницше не знал, что одно из имен Бога, записанное в санскритских трактатах – «Натарадж» – «Король танца», «Лучший из танцоров» и что Он – воплощение счастья…

Став комсомольским активистом и борясь с верующими как с «тормозами прогресса», я продолжал свои поиски дальше, веря, что смысл жизни должен отражаться в совершенной, красивой и в то же время простой и практичной философии, приносящей всем радость! Эта философия смысла жизни должна давать исчерпывающие ответы на любые вопросы, рассеивая все сомнения и побуждая всех к позитивному действию в состоянии счастья!

Толчок к пробуждению

Когда подошло время, я пошел в армию. Армии я не боялся – наоборот, с детства мечтал: когда же я наконец в нее попаду? – потому что мои родители всегда говорили: «Кто не был в армии – тот не мужчина!» Армия для меня была школой мужества. Все лето до призыва я провел в подготовке: спал на бетоне, по нескольку дней жил в лесу. Как и многие идеалистичные парни того времени, я готовился отправиться в Афганистан, в глубине души даже мечтая стать героем посмертно. Но ничего подобного со мной не случилось – я попал вовсе не туда, и даже не в какую-нибудь отдаленную точку Советского Союза, а в самое привилегированное место, о котором другие только мечтали, – в центр Москвы (хотя я, наоборот, хотел туда, где труднее!). Однако я довольно быстро понял, что армия остается армией даже в центре Москвы – еще до восхода, затемно, мы бегали кросс по спящему городу, после чего нас до седьмого пота выжимали на спортплощадке. После сержантской школы я стал сержантом в учебке. Тогда смыслом жизни для меня стала защита советского общества от капиталистов, от их очень тлетворных, потребительских ценностей жизни. Будучи блестяще философски подкованным и к тому же атеистом до мозга костей, до армии я был комиссаром в студенческом стройотряде и в армии стал комсоргом – идеологом роты. Замполит части еженедельно накачивал меня свежей коммунистической информацией, которую я затем с воодушевлением передавал остальным.

Идеология коммунизма, при всех ее недостатках, была мне ближе и дороже, чем что-либо другое: потому что учила бескорыстному служению обществу, самопожертвованию ради блага других, чести, взаимовыручке, равенству, братству – очень чистым идеям, близких к духовным, – и эти идеи были на голову выше капитализма с его пошлостью, жесткостью, конкуренцией, подлостью, беспринципностью, варварством и бесчеловечностью (так нас учили, и потом это все подтвердилось на практике).

Моя служба уже подходила к концу, когда вдруг начался развал СССР – Горбачев, объявив перестройку, дал «зеленый свет» процессам, разрушающим государство. Позже я узнал, что это было успешно спланированное осуществление «Гарвардского проекта» по разрушению главного конкурента Америки изнутри. Расчет был простым: сыграть на алчности членов Политбюро, которые не могли передать свои высокие посты по наследству членам своих семей. Инициированный Западом, каждый из них старался «приватизировать», урвать себе часть народного хозяйства. Каждый воровал в той отрасли, за которую отвечал – и экономика большого и некогда сильного государства была разрушена. Министр иностранных дел СССР Эдуард Шеварднадзе решил, что «лучше быть первым в деревне, чем вторым в Риме» – и заявил о своем намерении отсоединить Грузию от СССР и стать ее президентом (на это и был весь расчет, а когда нужный американцам прецедент был создан, Шеварднадзе оттуда убрали). Курсом отсоединения пошли также Эстония, Латвия и Литва – вся Прибалтика. В стране было объявлено чрезвычайное военное положение, введен комендантский час.