Высшей категории трудности - [38]

Тайга сменилась карликовым лесом. Перекрученные стволы клонились к тайге, словно просились под защиту высоких сосен. Своим фантастическим видом они напоминали застывшие языки пламени. Я отчетливо помню, как подняла голову и увидела, что карликовый лес под ветром вдруг заволновался и на секунду выпрямился. Но мне только показалось: налетел ветер, а странный лес даже не шелохнулся.

А потом пошли кусты можжевельника. Чахлые ветки кланялись каждому порыву ветра и бились о наст. Сквозь неумолчный свист доносились звенящие звуки. Словно где-то вдали нестройно звенели колокола. Да, я хорошо помню, что в этой пустынной местности я почувствовала какую-то тайну. Кажется, уже тогда мне стало не по себе.

Наша реденькая цепочка так растянулась, что я видела перед собой только синий рюк Васи Постыря. Бася согнулся в три погибели, шел как-то боком, то и дело сверяясь с компасом. Он сегодня рисовал кроки. Рисовал небрежно, в варежках. Очень сильный ветер. А Глеб был от меня далеко. Он шел замыкающим. Я оглянулась и потеряла равновесие. Упала на бок. С трудом поднялась на колени, потом оглянулась. Вася исчез. Справа что-то чернело. Я сделала несколько шагов и тотчас отчетливо услышала стон. Душераздирающий, ужасный стон!

Я остановилась. Меня просто не держали ноги. И никого из ребят!

Метель вдруг унеслась вниз, и передо мной выросли шесть гигантских человеческих фигур — заснеженных, обледеневших.

Они двигались прямо на меня. Я хотела отпрыгнуть в сторону, но метель сильно ударила меня в спину, и снова раздался этот невыносимый стон.

Больше я ничего не помню. Видимо, я оступилась и упала лицом на наст.

Первое, что я увидела, когда пришла в себя, — глаза Глеба. Ко мне пришел запоздалый страх.

Глеб поднял мою голову. Надо мной висела скала, слева в расщелине я увидела огромные ягоды голубики. Глеб проследил за моим взглядом и сорвал несколько мерзлых и кислых ягод. И вдруг снова откуда-то сверху на меня обрушился стон.

Я закричала: "Глеб? Ты слышишь?…"

Он меня успокаивал, как ребенка: "Ничего не случилось, ты просто неудачно упала и немного разбилась".

Осторожно вытер мне лицо платком, и я почувствовала на губах что-то соленое. Совсем рядом я увидела огромные пятна крови, и у меня снова начала кружиться голова.

— Ты упала и разбила нос, — говорил Глеб. — Но кровь уже не идет.

Просто смешно: разбила нос, а так испугалась. Я, видимо, попыталась засмеяться, но смеяться было почему-то больно. Я закрыла глаза и вдруг отчетливо увидела керосиновую лампу, зябкие тени по стенам, карие немигающие глаза и голос — протяжный, пронизанный какой-то тревогой: "Ан-ана! А вдруг проснется Тумпа-Солях?…" Так вот кого я увидела в метели!

Я услышала голоса подходивших ребят. Норкин говорил:

— Понимаете, эти останцы так выветрились, что готовы рухнуть в любую минуту. Пять скал. Словно пятерня торчит из земли.

— Ты говоришь "пять"? А не шесть?

А это Глеб. В его голосе тревога. Значит, я ему сказала, что их было шесть?

— По-моему, пять. Но самое любопытное, что они выстроились по ранжиру. Впереди самый высокий, замыкает самый маленький камень. Я даже азимут засек: северо-северо-запад. А воют! Прямо джаз Лундстрема!

Тут только Вася заметил меня:

— Что я вижу? Некоторые отдыхают лежа? Я видела недоумение на лицах ребят, но я не могла ничего объяснить им, я только просила:

— Уйдем отсюда. Уйдем скорее…

Останцы? Значит, это были останцы? Не шесть, а пять.

Наверное, все это мне померещилось? Не было ни стонов, от которых останавливается сердце, ни этих грозных гигантов, чуть не растоптавших меня… Не было? У меня ужасно болит голова. И все в голове перепуталось. Я не знаю, чему верить, что было, чего не было. Тумпа-Солях? Господи, бред какой-то. Но я же хорошо их видела, я же отлично знаю, что именно из-за них я упала и разбила лицо. И потом — этот стон! Даже сейчас в палатке стоит мне на секунду закрыть глаза, и вновь я вижу метель и зловеще нависшие надо мной фигуры великанов. И совершенно отчетливо слышу душераздирающий стон…"

Нет, великаны Неле не померещились. Я испытал такое же почти потрясение, когда мы с прокурором догоняли спасателей, ушедших за перевал.

На плато нас встретил пронзительный ветер. Поднимались медленно, на границе леса сняли лыжи и тащили их за собой на шнурах. Дышать воздухом, наполненным мельчайшими льдинками, было трудно, и мы часто останавливались.

Делая глубокий вдох, я поднял голову, и вдруг высоко надо мной возникли шесть заснеженных гигантов. Вот-вот подомнут, раздавят! Впечатление было подавляющим.

Я сделал шаг вперед, и все исчезло. Передо мной были просто камни-останцы.

Я отступил и стал искать точку, на которой камни превращались в людей. Шаг назад, чуть влево и вновь шесть гигантов. Нависли надо мной, того и гляди раздавят, как муравья.

— Что вы топчетесь?

Новиков был раздражен. Я оглянулся и увидел, что стою на его лыжах.

Точку, когда останцы превращаются в братьев Тумпа-Солях, еще раз я так и не нашел. А когда рассказал об этой удивительной метаморфозе прокурору, он пренебрежительно отмахнулся: "Мало ли что может померещиться в метели!" Да я и сам вскоре решил: это снежный мираж, никаких идолов не было. И вдруг — эти страницы в дневнике Васениной.