Высшая милость - [36]

— Это как у Абеляра и Элоизы, Ромео и Джульетты, Уилл и Бет Кокелл.

— Кто?

— Ты не знаешь Кокеллов, милая. Он был пекарем при храме Гроба Господня и, лишь раз взглянув на Бет, правда, его дрожжи стали подниматься всю жизнь, милая, — она вздохнула. Это было так романтично. — Они были тоже очень счастливы, пока он не умер от мочекаменной, бедняжка. А у неё разбилось сердце. И умерла неделю спустя. Говорили, что она не смогла жить без него, просто легла в кровать и угасла. Ну, что он сказал тебе сегодня?

Они были влюблены, и часы, проведенные порознь, казались бесконечными как ночи, а часы, проведенные вместе, летели как мгновенья. Они планировали будущее, не обращая на внимания на настоящее, и болтали о своих планах как будто у них впереди вечное лето под безоблачным небом. В эти дни Смолевка испытывала счастье настолько огромное, что думала, что её сердце не сможет вместить, но действительность безжалостно преследовала их.

Тоби рассказал о ней своему отцу. Как и ожидалось, но неожиданно решительно, Тоби было сказано, что Смолевка не подходит. Её нужно забыть, и сэр Джордж даже не соглашался с ней встретиться. Его неприятие было абсолютным. Но более того, Тоби должен уехать из Лондона под угрозой возможного ареста и заключения за три дня до назначенной Смолевке встречи с сэром Гренвиллом. Тоби покачал головой.

— Я не уеду.

— Ты должен! — Смолевка испугалась за него.

— Я не уеду без тебя, — он был непреклонен. — Я подожду.

Миссис Свон со своей обостренной сплетнями проницательностью быстро прочувствовала, что Тоби поддерживает роялистов. За это он ей нравился.

— Я помню королеву Бесс, юноша, и скажу вам, это были хорошие денечки. Да! Хорошие денечки! — по правде говоря, когда умерла королева Элизабет, миссис Свон была в грудном возрасте, хотя и утверждала, что помнит, как отец держал её на руках, чтобы она увидела проезжающую королевскую карету. — Тогда было не так много пуритан, скажу я вам. Люди молились в своих спальнях или в своих церквях и не было всех этих кошачьих криков на улицах и уныния на проповедях. Мы были гораздо счастливее, — она неодобрительно фыркнула. — С тех пор в стране куча пьющих за Бога, но это не делает страну счастливой.

Тоби улыбнулся.

— И солнце всегда светило за здоровье королевы Бесс?

Миссис Свон понимала, что её поддразнивают, но ей нравилось, что приятный молодой человек из джентри сидит у неё в гостиной и поддразнивает её.

— Забавно, мистер Тоби, но это так. Если это не показатель того, что Бог одобряет нас, то тогда я не знаю, что показатель, — она покачала головой и положила свою работу на стол. — Мы так веселились! Том и я ходили смотреть на травлю медведя, и на пьесы, и в парижском саду выступал кукольник, который мог заставить вас кататься по траве от смеха! Действительно мог! И не было в этом никакого преступления. И тогда не было Круглоголовых, указывающих нам, что можно делать, а что нельзя, ни даже когда королева была в Лондоне. Я не понимаю, почему они все не уедут в Америку и не оставят нас в покое. Америка будет только рада! Они все могут быть унылыми и там, а мы будем счастливыми здесь.

Тоби улыбнулся.

— Вас могут арестовать за такие слова.

Миссис Сон презрительно фыркнула.

— По вашим словам, мистер Тоби, вас могут арестовать просто за то, что высунули нос на улицу. Прямо не знаю, куда страна катится, действительно не знаю.

Тоби не уехал из Лондона ни в воскресенье, ни в понедельник. Он хотел дождаться, когда Смолевка встретится с сэром Гренвиллом. Тоби, как и Смолевке, казалось, что каким-то образом юрист укажет ей путь к свободе. Они бесконечно рассуждали о печати, письме, даже о перчатках с жемчужинами, но не находили решения, удовлетворяющего их. Ответ был у сэра Гренвиля и, как любой мужчина, Тоби не собирался уезжать из Лондона, пока не узнает его. И не хочет, сказал он, оставлять Смолевку одну. Они вместе планировали неправдоподобное, нереальное будущее, как будто любовь могла всё победить.

А Тоби разыскивали. Его описание разослали всем караулам и солдатам в городе, и Смолевка была потрясена риском, которому он подвергался. Он открыто ходил с ней по улицам, его темно рыжие волосы явно курчавились из-под его широкополой шляпы, а во вторник, накануне назначенной встречи с сэром Гренвиллом, его чуть не схватили.

Они шли от церкви святого Эгидия, оба строго одетые, хотя Тоби настоял на том, чтобы надеть чёрный атлас под прорезанные рукава. Он смеялся какой-то шутке, которую сказал сам, когда крепкий мужчина преградил им дорогу. Мужчина ткнул рукой в грудь Тоби.

— Ты.

— Сэр?

Лицо мужчины перекосилось от гнева и внутренней ненависти.

— Это ты, правда! Лазендеровский подонок! — он отшагнул, громко крича:

— Предатель! Предатель!

— Сэр! — таким же громким голосом сказал Тоби. Люди столпились вокруг, готовые присоединиться к крепкому мужчине, но Тоби заставил их выслушать себя. Он отпустил руку Смолевки и задрал рукав вверх, указывая на большой неровный белый шрам, пересекающий его левое предплечье. — Эту рану, сэр, я получил в прошлом году на Эджхиллских полях. А где вы были, сэр? — Тоби шагнул вперёд, опустив правую руку на эфес меча. — Я вытащил этот меч ради Господа, сэр, и вас рядом со мной не было, когда силы зла окружили меня! — Тоби печально покачал головой. — Хвала Господу, братья и сестры, что Он избавил меня, капитана Скэммелла от католической банды этого мужика Карла. Предатель я, говоришь? Тогда я горжусь тем, что я предатель ради моего Господа и Спасителя. Меня убивали ради моего Господа, собратья, но был ли этот человек со мной?