Высоты - [9]

В этой разряженной атмосфере золото начинает размягчаться. Однако расширение оболочки идет нормально, прошу взглянуть в перископ…»

Зеленый луч, намного светлее предыдущего, загорается на сотнях тысяч экранов. Золото светится цветом весенней травы. Оно пылает зелено-изумрудным огнем. А мы смотрим и радуемся безумству храбрых, которые летят на вязких пластинках плавящегося золота. Радуемся и тревожимся, а спокойный Красин рычит с поднебесья:

«…Космические лучи перешли на новую ступень, их снова больше, чем внизу. Команда чувствует себя бодро и уверена в благополучном спуске. Переходим к личным приветствиям».

Родные вспыхивают. Ведь это голоса их сыновей, их мужей и отцов гремят на земле. Они не отрывают глаз от экранов, а мы, невольные слушатели, представляем, как скачет от радости маленький сынишка Федора, как сияет его жена.

А как гордятся старик Мурзаев и старуха-казашка, прильнув к экрану.

«Слово предоставляется Мурзаеву, седеющему комсомольцу…»

И покрасневший, как стратосфера, казах появляется перед экраном.

«Говорю я, Мурзаев. Товарищ отец и товарищ мать! Ваш верный сын говорит с настоящего поднебесья. Уведомляю вас, что я честно выполнил вашу просьбу и все подметки ободрал, разыскивая вашего бога, чтобы передать ему старинный привет. Оказывается, бог дезертировал и даже адрес оставить позабыл…»

Мы хохочем от выдумки Мурзаева. И снова включаются емкие антенны небес, и снова шипит поджаренный мороз в высотных аппаратах «Комсомола».

На экране мелькает точечной электропылью женское лицо. Это — Инна, наша энтузиастка. Улыбка смывает выражение глубокой усталости и красит ее прозрачные глаза. В глазах ураган магнитной заразительной радости.

Она коротка, как никто:

— Товарищи! Прилюдно и всемирно голубая невеста передает высотный привет своему голубому жениху.

На землю течет мягкий интимный свет. Он движется, как огромная радиоволна, и радует молодых.

«… Товарищи, думаю, вы нам позволите прерваться на десять минут, чтобы пообедать. Ждем сообщений о приеме нашего радио в 12 часов 10 минут…»

Но советская земля, влюбленная в ударников неба, не хочет расстаться со своими любимцами даже на десять минут. И выражением коллективных желаний гремит титаническая труба станции «Коминтерн»:

«Желаем вам приятного аппетита».

Пусть обедают на высоте сорока километров, пусть похлебают суп с электрическими макаронами и поломают зубы о поджаренные облака! А мы внизу поднимем дружеский тост и провозгласим за обедом громкое «ура».

4

В послеобеденное время страна вновь включает свои приемники. И в треске атмосферников, в шуме моторов и трамвайных электроискр вновь слышит страна бодрый голос неутомимого Горячева.

Он сообщает данные атмосферы. Он говорит о том, что со стороны Варшавы идет циклон, воздушные массы несутся со скоростью 20 метров в секунду на земле и на высоте 40 метров — но том, что стратостат заметно сносит на восток…

Перисто-слоистые «цирро-стратусы» высоко заносят свою снежную ладонь над красной столицей. И золотая точка, до сих пор видимая в окуляре, исчезает в облаках. Воздух начинает жить собственной жизнью и напоминает людям о своих неприятных качествах. На земле, в Москве, флаг треплет слабенький ветерок, а в Варшаве он гудит смерчем и грохочуще ревет в свою черную трубу. В Стокгольме он срывает пену и швыряет волны Балтики на ледяной берег. В Ленинграде закипает морозным туманом.

Система ветров делает новый разворот. Ветер швыряется вихрями и широкой фрезой ползет по земле. Это — настоящий циклон и потому прежняя обдувка земли сменяется игрой воздушных масс. Это — холодный фронт идет войной на теплый. Это — температурные волны, что ползут друг на друга, наступают и бьются между собой, завихряясь на высоте и рождая дикие скорости воздушных масс. На высоте они опасны для аэропланов и аэростатов. Они захватывают машины в мощные течения заоблачных пространств и ломают их. Мощные ветропады, воздушные Ниагары таят в себе тысячи сюрпризов.

Могучий верхний пассат убегает от холодного фронта и бросается в высоты. Его называют ветром Кракатау по имени вулкана, который выбросил газовые массы на высоту 83.000 метров. Этот ветер пронизывает сеть температурных швов земли и порождает прозрачное волнение высот.

А тем временем со стороны Варшавы новости все хуже и хуже. Давление падает катастрофически быстро, и хотя мы знаем, что наши герои защищены броней температурных фронтов, — беспокойство за спуск охватывает миллионы. А станция «Коминтерн» подливает масла в огонь.

«Товарищи коротковолновики, следите за радиограммами „Ленина“.»

Магнитные волны выползают из всех щелей земли и перекашивают привычные углы радиоприема. Циклон еще издали заносит свой магнитный кулак и, как всегда, дробит овалы радиоволн, рассыпая вокруг треск атмосферных разрядов. А радиоприемник молчит, как немой. По голубому экрану телевизора ползут белые барашки московских облаков. Шипит электрофоном репродуктор и редкие трески нарушают однообразный гул. Вся страна сидит за приемниками, прильнула к громкоговорителям, ждет, а «Комсомол» молчит.

Напрасно Москва зовет его на все голоса. Зовет настойчиво и терпеливо. Напрасно она задерживает передачу слов и трижды повторяет вызов; воздушный шар молчит. Москва делает перерывы на две-три минуты и вновь призывает морозную даль откликнуться хотя бы словом.