Вырождение семьи, вырождение текста: «Господа Головлевы», французский натурализм и дискурс дегенерации XIX века - [4]
Связующим звеном между детерминизмом и дегенерацией является понятие наследственности, о котором Золя узнал из работы П. Люка «Traite philosophique etphysiologique de Pheredite naturelle» (1847–1850) [Malinas 1985]. Идея о физиологической «предопределенности» человека, получившая свое распространение в начале XIX века в связи с воз-нивновением теории эволюции, доминирует, как известно, в цикле «Ругон-Маккар»[22]. Нервное заболевание Аделаиды Фуке было началом целого ряда физических и психических патологий, определивших, по Золя, судьбу семьи Ругон-Маккар и загнавших членов этой семьи в узкие рамки непреодолимости и неизбежности их собственных наследственных характеристик. Теория Люка частично опровергает упомянутую неизбежность все нового и нового повторения. Идея Г. Лукача состоит в том, что существует две формы наследственности: «heredite» и «inneite». В первом случае речь идет о фатальном детерминизме повторения патологий из поколения в поколение, во втором — о творческом созидании природы, которая всегда добавляет от себя нечто новое в развитие следующего поколения. Более оптимистичное понимание наследственности характеризует конец цикла «Ругон-Маккар» и несколько смягчает строгое детерминистское начало [Kaiser 1990: 59–76]; [Albers 2002:108–115].
Теория наследственности, ставшая центральной частью теории дегенерации, оказала огромное влияние на развитие психиатрии. Более того, теория наследственности заразила натуралистическую фикцию, усилив тем самым ее детерминистский характер. В рамках идеи декаденства феномены дегенерации стилизуются под утонченные формы человеческого существования, а физическое вырождение сопровождается психическим усовешенствованием («А Rebour» Ж. Гюисманса). Натурализм же интересуют прежде всего регрессивные феномены, такие как атавистические представления о «человеке-животном»[23]. Натурализм принадлежит к выходящему за пределы психиатрии[24] междисциплинарному дискурсу дегенерации XIX в., согласно которому вырождение — это «темная сторона развития» [Chamberlin/Gilman 1985], которая представляет угрозу для позитивистских убеждений и для развития общества[25]. Создателем гипотезы вырождения был Б. А. Морель. В своей работе «Traite des degenerescences physiques, intellectuelles et morales de Pespece humaine» (1857) он определяет дегенерацию как «наследуемое болезненное отклонение от нормального человеческого типа, прогрессирующее до самой смерти»[26]. Наследственность, считавшаяся в более ранней психиатрии (например, В. Гризингером) лишь одной из причин душевных заболеваний, является, по мнению Мореля, основным фактором распространения тех же душевных заболевания: психическая девиантность не считается больше индивидуальной патологией, она распространяется на целые семьи и социальные группы[27]. Новый болезненный вид, своего рода «подвид» человека — дегенерат, угрожает европейской культуре как вирус. Из-за своей патологической наследственности он изначально обречен на гибель. Закон прогрессивности Мореля гласит, что любой болезненный признак определяет начало целого ряда патологий, увеличивающихся из поколения в поколение и ведущих в конечном счете к бесплодию. Был разработан целый ряд критериев, необходимых для определения дегенерации и борьбы с нею, в числе которых решающую роль играли так называемые «стигматы»[28].
Именно проблемы дегенерации играют главную роль в психо-и сексопатологии в XIX веке. Необходимо назвать работы В. Маньяна, Г. Шюле, Р. фон Крафт-Эбинга, Е. Крепелина[29]. Маньян подходит к проблеме дегенерации с дарвинисткой точки зрения и понимает ее как регресс, чем и отличается от религиозной позиции Мореля. Подобная перспектива освобождает дорогу идее атавизма: вырождение является в социально-дарвинистском смысле регрессивным развитием, грозящим человеку «произвольной схожестью» (Спенсер) и неопределенной гомогенностью, характерной для примитивных сообществ. Вырождение становится понятием, охватывающим все формы видимых и невидимых отклонений, синонимом патологии [Pick 1989: 8], к последствиям которой причисляются не только психические заболевания, но и ненормативные формы социального поведения: преступность, проституция, алкоголизм, сексуальные извращения[30]. Именно поэтому термин теряет научную основу и необходимость даже в психиатрии [Ackerknecht 1985: 57]. Одновременно, благодаря прежде всего М. Нордау, дегенерация становится центральной темой в литературе, искусстве и культурной критике fin de siècle.
Открытым остается вопрос, имеет ли Салтыков-Щедрин отношение к русскому дискурсу дегенерации, возникшему до рецепции французской натуралистической традиции и выходящему за ее пределы. Известно, что психиатрические работы о дегенерации начали появлятся в России с 1880-х годов. Этот факт не позволяет говорить о возникновении дискурса дегенерации до 1880 года[31]. С другой стороны, в публицистике 1870-х годов риторика дегенерации «социального организма» представлена весьма широко. Особенно яркое выражение она находит у народников в метафоре разложения коллективного тела [Паперно 1999:106–108], что опять же напоминает дискурсивную стратегию французской культуры той эпохи [Nye1984]; [Pick 1989: 97–106]. Несмотря на это, можно смело утверждать, что ранняя и шумная рецепция французского натурализма наряду с полемикой вокруг позитивизма являлась важным дискурсивным пространством для развития идей дегенерации в России.
Книга предлагает новый, неожиданный взгляд на русскую эпоху fin de siècle в контексте ее многочисленных связей с общеевропейским дискурсом вырождения. Если до сих пор литературоведы ограничивались указанием на параллели между критикой культуры с биомедицинских позиций, с одной стороны, и русской декадентской и символистской литературой – с другой, то Николози рисует широкую панораму антимодернистского по своей сути дискурса о вырождении, сложившегося в результате тесного взаимодействия литературы и психиатрии.
«Божественная комедия» Данте Алигьери — мистика или реальность? Можно ли по её тексту определить время и место действия, отождествить её персонажей с реальными людьми, определить, кто скрывается под именами Данте, Беатриче, Вергилий? Тщательный и придирчивый литературно-исторический анализ текста показывает, что это реально возможно. Сам поэт, желая, чтобы его бессмертное произведение было прочитано, оставил огромное количество указаний на это.
Данное исследование частично выполняет задачу восстановления баланса между значимостью творчества Стругацких для современной российской культуры и недополучением им литературоведческого внимания. Оно, впрочем, не предлагает общего анализа места произведений Стругацких в интернациональной научной фантастике. Это исследование скорее рассматривает творчество Стругацких в контексте их собственного литературного и культурного окружения.
Проблема фальсификации истории России XX в. многогранна, и к ней, по убеждению инициаторов и авторов сборника, самое непосредственное отношение имеет известная книга А. И. Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ». В сборнике представлены статьи и материалы, убедительно доказывающие, что «главная» книга Солженицына, признанная «самым влиятельным текстом» своего времени, на самом деле содержит огромное количество грубейших концептуальных и фактологических натяжек, способствовавших созданию крайне негативного образа нашей страны.
Особая творческая атмосфера – та черта, без которой невозможно представить удивительный город Одессу. Этот город оставляет свой неповторимый отпечаток и на тех, кто тут родился, и на тех, кто провёл здесь лишь пару месяцев, а оставил след на столетия. Одесского обаяния хватит на преодоление любых исторических превратностей. Перед вами, дорогой читатель, книга, рассказывающая удивительную историю о талантливых людях, попавших под влияние Одессы – этой «Жемчужины-у-Моря». Среди этих счастливчиков Пушкин и Гоголь, Бунин и Бабель, Корней Чуковский – разные и невероятно талантливые писатели дышали морским воздухом, любили, творили.