Выпусти птицу! - [6]

все – второисточники.

Не на семи рубинах

циферблат Истории –

на живых, любимых,

ломкие которые.

Может, рядом, около,

у подружки ветреной

что-то больно екнуло,

а на ней все вертится.

Обнажайте заживо

у себя предсердие,

дайте пересаживать.

В этом и бессмертие.

Ты прощай, мой щебет,

сжавшийся заложник,

неизвестность щемит –

вдруг и ты заглохнешь?

Неизвестность вечная –

вдруг не разожмется?

Если человечное –

значит, приживется.

И колеса мощные

время навернет.

Временных ремонтников

вышвырнет в ремонт!

Вечер в «Обществе слепых»

Милые мои слепые,

слепые поводыри,

меня по своей России

невидимой повели.

Зеленая, голубая,

розовая на вид,

она, их остерегая,

плачет, скрипит, кричит!

Прозрейте, товарищ зрячий,

у озера в стоке вод.

Вы слышите – оно плачет?

а вы говорите – цветет!

Чернеют очки слепые,

отрезанный мир зовут,

как ветки живьем спилили,

окрасив следы в мазут.

Вы скажете – «цвет ореховый»,

они скажут – «гул ореха».

Вы говорите – «зеркало»,

они говорят – «эхо».

Им кажется Паганини

красивейшим из красавцев,

Сильвана же Помпанини –

сиплою каракатицей,

им пудреница окажется

эмалевой панагией.

Вцепились они в музыкальность,

выставив вверх клюки,

как мы на коньках крючками

цеплялись за грузовики.

Пытаться читать стихи

в «Обществе слепых» –

пытаться скрывать грехи

в обществе у святых.

Плевать им на куртку кожаную,

на показуху рук –

они не прощают кожею

лживый и наглый звук.

И дело не в рифмах бедных –

(они хорошо трещат),

но пахнут, чем вы обедали,

а надо петь натощак.

В вашем слепом обществе,

всевидящем, как Вишну,

вскричу, добредя ощупью:

«Вижу!» –

зеленое зеленое зеленое

заплакало заплакало заплакало

зеркало зеркало зеркало

эхо эхо эхо

В непогоду

В дождь, как из Ветхого завета,

мы с удивительным детиной

плечом толкали из кювета

забуксовавшую машину.

В нем русское благообразье

шло к византийской ипостаси.

В лицо машина била грязью

за то, что он ее вытаскивал.

Из-под подфарника пунцового

брандспойтово хлестала жижа.

Ну и колеса пробуксовывали,

казалось, что не хватит жизни.

Всего не помню, был незряч я

от этой грязи молодецкой.

Хозяин дома близлежащего

нам чинно вынес полотенца.

Потом он отмывался, терся,

отшучивался, балагуря.

И неумелая шоферша

была лиха и белокура.

Нас высадили у заставы.

Где он, нечаянный спаситель?

Я влево уходил, он вправо.

И больше я его не видел.

Мелодия Кирилла и Мефодия

Есть лирика великая –

кириллица!

Как крик у Шостаковича – «три лилии!» –

белеет «Ш» в клавиатуре Гилельса –

кириллица!

И фырчет «Ф», похожее на филина.

Забьет крылами «У» горизонтальное –

и утки унесутся за Онтарио.

В латынь – латунь органная откликнулась,

а хоровые клиросы –

в кириллицу!

«Б» в даль из-под ладони загляделася –

как богоматерь, ждущая младенца.

Говорит мама

Когда ты была во мне точкой,

отец твой тогда настаивал,

мы думали о тебе, дочка, –

оставить или не оставить?

Рассыпчатые твои косы,

ясную твою память

и сегодняшние твои вопросы:

«оставить или не оставить?»

Летающий мужик

В. Л. Бедуле

I

Встречая стадо в давешние леты,

мне объясняла бабушка приметы:

«Раз в стаде первой белая корова,

то завтра будет чудная погода».

II

Коровы, пятясь, как аэротрапы,

пасутся, сунув головы в луга.

И подымались

       плачущие травы

по их прощальным шеям в облака.

И если лидер – светлая корова,

то, значит, будет летная погода!

Коровьи отношенья с небесами

еще не удавалось прояснить.

Они, пожалуй, не летают сами,

но понимают небо просинить.

Раз впереди красивая корова,

то утро будет синим, как Аврора.

III

На фермах блещут полиэтилены,

навоз вниз эскалатором плывет

торжественно, как в метрополитене.

Из мрака к свету. И наоборот.

Как зубры ненавидят мотоциклы!

Копытные эпохи ледников

несутся за трещоткой малосильной.

Бедуля ненавидит дураков.

Ведь если лидер – темная корова,

то, значит, будет темная погода.

IV

Ему при Иоанне шапку сдуло,

но не поклон, не хулиганский шик –

Владимира Леонтьича Бедулю

я бы назвал «Летающий мужик».

Летит мужик –

на собственной конструкции,

летит мужик – по Млечному Пути,

лети, мужик!

      Держись за землю, трусы.

Пусть снимут стружку.

          Легче ведь. Лети!

А если первой скучная корова,

то, значит, будет скучная погода.

V

Он стенгазеты снял как дребедень.

Воздвиг радиостанцию пастушью,

чтоб плыли

     сообщения воздушные

в дистанции 12 деревень.

Над Беловежьем звезды колоколили.

И нету рифмы на ответный тост.

Но попросил он прочитать такое!..

А я-то думал, что Бедуля прост.

VI

«Нет правды на земле. Но правды нет

              и выше».

Бедуля ищет правду под землей.

Глубоко пашет и, припавши, слышит,

как тяжко ей приходится, родной!

Его и славословили, и крыли.

Но поискам – не до шумих.

Бедуля дует на подземных крыльях!

Я говорю: «Летающий мужик».

Все марты поменялись на июли.

Коровы, что ли, балуют, Бедуля?

VII

Коровы программируют погоды.

Их перпендикулярные соски

торчат,

на руль Колумбовый похожи.

Им тоже снятся Млечные Пути.

Когда взгрустнут мои аэродромы,

пришли, Бедуля, белую корову!

Аисты

В. Жаку

В гнезде, венчающем березу,

стояли аист с аистихою

над черным хутором бесхозым

бессмысленно и артистично.

Гнездо приколото над чащею,

как указанье Вифлеема.

Две шеи выгнуты сладчайше.

Так две змеи стоят над чашею,

став медицинскою эмблемой.

Но заколочено на годы

внизу хозяйское гнездовье.

Сруб сгнил.

     И аист без