Выиграть жизнь - [83]

– Таукари, но ведь очень трудно убедиться в существовании Бога.

– Убедиться не трудно. Трудно поверить и быть готовым к главной встрече. Многим так и не хватает на это смелости, мудрости… или жизни…

Все, Таукари. Я уже сказал тебе все то, что должен был сказать. Теперь, если ты готов, тебе пора отправляться на вершину холма, к звездам, на встречу с собой настоящим.

Вождь прикрыл веки и через паузу, уже задорно блеснув глазами, хитро спросил:

– Ты сможешь еще вернуться в Мексику, Таукари?

– Я не смогу не вернуться сюда, Таукари, – будто в камне вырубил я свой ответ, но тут же, уже тоскливо выдохнул следующую фразу:

– Но я не знаю точно, когда теперь увижу тебя. Вождь, успокаивающе положил мне на плечо руку, и, вселяя в меня бодрую уверенность, произнес:

– Это знаю я. Совсем скоро, Шикэакаме, ты увидишь меня. Скорее, чем даже можешь себе это представить.

– А я увижу Кауюмари, священного оленя?-спросил я, в отчаянии от нахлынувшего понимания, что это мой последний, при этом самый глупый вопрос.

Верховный жрец и вождь уичолей, певец и охотник маракаме, мой мудрый учитель-проводник, и, что главное для меня в эти минуты, мой дед, бесконечно долгие секунды мягко смотрел в меня. Именно в меня. Мне казалось, что его взгляд проистекает через мои зрачки в самое сердце…

– Закрой глаза, Шикэакаме. Ну вот, теперь я вижу, что ты чувствуешь теплые ноздри Кауюмари у своего уха…

ПОСВЯЩАЕТСЯ, МОЕМУ ДЕДУ, ДОНУ АПОЛОНИО КАРИЛЬО, ВЕРХОВНОМУ ЖРЕЦУ ИНДЕЙЦЕВ УИЧОЛЕЙ, ОТ ЕГО РУССКОГО ВНУКА, ШИКЭАКАМЕ, С БЛАГОДАРНОСТЬЮ ЗА ГЛАВНУЮ ОХОТУ НА ХИКУРИ И ВЫИГРАННУЮ ЖИЗНЬ.

УТРО

Хочешь быть счастливым, скажи, что такое счастье? А теперь признайся, – ты на самом деле так считаешь?

Этим утром мне посчастливилось проснуться самому. Никакие современные механизмы, агрегаты, электронные устройства и производимые ими шумы не успели разрушить тонкой мозаики утреннего сна. Уже это было подарком, несмотря на то, что я уже год живу в доме, расположенном далеко за чертой города, и окружают мое пространство ели, березы и папоротники. Я давно с удовольствием не смотрю телевизора, не читаю газет, не слушаю радио. Когда общение с навещающими меня гостями начинает меня утомлять, я ухожу в лес или запираюсь в своем маленьком кабинете.

Едва ли осталось больше десятка людей, которых я теперь был бы рад видеть часто.

Еще с меньшим количеством друзей мне иногда не скучно общаться в режиме диалога. Но говорю я теперь крайне мало. Порою каждая фраза дается мне с трудом и, произнося слова, я отчетливо чувствую, что вместе с ними во мне растут усталость и опустошенность. Не дай Бог, если кто-то начинает длинно говорить при мне о политике, ценах в магазинах, экологии или падении морали, а тем более жаловаться на жизнь. Буквально физическая тошнота подступает мне к горлу, а пустые слова, заполняя пространство, пожирают оставшийся воздух, вынуждая меня бежать на свободу.

А ведь было время: я жадно и долго слушал всех, стремясь понять каждого, научиться от них всему, ни на мгновение не задумываясь, понадобится ли мне это в жизни. Потом настало другое время: я говорил и говорил, собирая приватные компании и огромные аудитории. А когда этого было мало, газеты, журналы, радио и телевидение охотно становились моими трибунами. Психология, философия, религия и социальная география – были последними темами моих жарких монологов.

А потом началось это. Я поменял адрес и завел автоответчик, который неустанно сообщал любому раздобывшему мой номер телефона: "Виталия Сундакова почти нет. Спасибо всем".Две недели я разжигал зимой чужими визитными карточками печь на даче и жег во дворе большие бумажные костры. Из огромной библиотеки отца я перевез сюда лишь десяток книг, но и до них душа доходила крайне редко.

Томительное чувство появления чего-то важного обостряло интуицию, обнажая ее до чувствительности голого зубного нерва. Эта гремучая помесь ожидания, тревоги, большой глупой незамеченной потери и остробоевой готовности к трансформации несмолкаемо звучала во мне сладко ноющей нотой. Я поднимал нос по ветру как старый волк, пытаясь по запаху определить, Атлантику я вдыхаю или Северный Ледовитый океан? Все чаще я ловил себя на том, что почти постоянно буквально исследую свои мысли и ощущения, слова, поступки и любую внешнюю информацию, прорывавшуюся сквозь созданный мной барьер.

Мной ли? Я боялся пропустить знак, мысль, намек, которые, вспыхнув, подчинят, увлекут и организуют меня на нечто реально важное. Важное для кого-то еще. Не знаю пока, для многих людей или для кого-то конкретно? Действо это будет или действие, формула новой философии для внутреннего пользования или долгое большое дело для многих? А может, кто-то очень нуждается в моем нарождающемся в строгой тайне от меня авантюрном поступке?…

ЖИЛИ – "БИЛИ"

Меня калечат всякий раз Толпа теней, их плоскость глаз, И мох натуженных идей, И плен бессмысленных речей, И обещание всех благ, И результаты пьяных драк, И объявления войны, И приговоры без вины…

Но возрождают всякий раз Одни из сотни тысяч глаз.

Одна из сотни тысяч фраз, В который раз…

Собрали для строительства кремля лучших мастеровых и надолго поселили их вместе для решения большой и благородной общей задачи. Сволокли этих людей из разных мест России. Появился кремль, но появилось в народе еще одно понятие: "сволочные люди", "сволочи".