Выиграть время - [20]

Забыв о дожде, не чувствуя, что по желобку на спине бежит струйка воды, стекающая со шлема, Ягайло смотрел, как от группы русичей отделились трое и двинулись навстречу рядам литовских конников. Их головные сотни уже приблизились к месту, где дорога начинала взбираться вверх по склону, чтобы, вынырнув из оврага, вновь побежать по лесу. Не подозревая о нависшей опасности, панцирники, нахлестывая плетьми уставших лошадей, стали медленно подниматься по скользкой глинистой дороге из оврага.

Один из русичей поднял руку, и кусты, которыми густо зарос склон с ведущей из оврага дорогой, зашевелились, раздвинулись, и вместо них по гребню оврага возникла сплошная стена червленых русских щитов. Длинные, суживающиеся книзу, они скрывали стоящих за ними воинов от коленей до плеч, оставляя над собой лишь их остроконечные шлемы. Частая щетина длинных копий возвышалась над этой неподвижной красной стеной. Их острия еще смотрели вверх, однако в любое мгновение могли быть направлены в грудь поднимающимся по склону литовцам. Те интуитивно, чутьем бывалых воинов поняли это, без всякой команды вначале замедлили движение, затем стали останавливаться, медленно и осторожно спускаться снова на дно оврага, растекаясь по нему влево и вправо от дороги.

А трое конных русичей уже были против Ягайлы. Посредине ехал воевода Рада.

— Здрав будь, великий князь, — приветствовал он Ягайлу, равнодушно скользнув взглядом по съежившемуся на коне Адомасу и словно не замечая его.

— Желаю здравствовать и тебе, воевода, — ответил Ягайло. — Почему вижу тебя здесь, в самом центре Литвы, а не на тевтонском порубежье, где должен стоять ты против крестоносцев и беречь от них по моему приказу нашу границу?

— Твою границу, великий князь, — поправил его воевода. — Потому что я русич, а у Руси свои границы и свои враги на ней. Оттого мое место не здесь, на чужой для меня земле, а там, где ордынский Мамай угрожает моей отчизне.

— Воевода, ты русич, однако на верность присягал Литве и мне, ее великому князю. Отчего ты нарушил эту клятву?

Он никогда не был дипломатом, великий князь Ягайло, но он был воином и прекрасно понимал такого же воина, стоящего сейчас против него. И он не хитрил, не лицемерил, а говорил прямо в лицо то, что думал и на что хотел получить ответ, поскольку только такой разговор был понятен и приемлем для таких людей, как он сам и русский воевода Рада.

— Да, великий князь, я дал клятву на верность тебе и Литовскому княжеству. Скажи, разве не честно служил я тебе до этой самой минуты? Однако теперь, став врагом Руси, моей родины, ты сам избавил меня от этой клятвы. Ты недруг Руси, великий литовский князь, а значит, и мой, и только от тебя зависит, где и когда мы скрестим мечи. Здесь, в литовском лесу, или позже, на русских равнинах, куда ты собрался вести свои полки. Выбирай, великий литовский князь… Я готов к любому твоему решению.

Ягайло, задавая вопрос, был прям и откровенен, не менее откровенным был и полученный им ответ. И великий князь оценил честность и прямодушие старого русского воеводы.

— Ты прав, воевода, недруги сейчас Литва и Русь, а потому враги и мы с тобой. Ох как нелегко будет нам сегодня разойтись на этой дороге.

— Что ж, великий князь, каждый из нас исполняет долг перед своей родиной. Не на хмельной пир собрались я и мои русичи, а на смертельный бой за родную землю. И коли суждено нам сложить головы в этом чужом лесу, немалой ценой заплатит Литва за свою победу, кровавой будет ее тризна. Мы ждем тебя, великий князь, и готовы к встрече, чем бы она для нас ни закончилась.

Воевода Рада снова поднял руку в тяжелой железной рукавице, и холодный озноб пробежал по телу великого князя. Тесно сомкнутые ряды русичей, стоявшие до этого неподвижно, дрогнули и быстро раздались влево и вправо, еще шире охватывая выход дороги из оврага. А в просветах между копьеносцами показались такие же плотные ряды русских лучников. В шлемах, кольчугах, с мечами на поясах, они стояли, положив стрелы на тетивы луков, щиты и копья лежали возле их ног. Как и копьеносцы, они были неподвижны, но великий князь знал, что по первому же сигналу или команде они поднимут луки, натянут тетивы, и ливень стрел обрушится на сбившуюся в овраге литовскую конницу. И это будет началом конца, потому что ни одна из стрел не пропадет даром, каждая отыщет цель и принесет врагу неминуемую смерть.

Им, стоящим вверху русичам, выросшим в походах и закаленным в боях, одинаково метко стрелявшим в пешем строю и с мчащейся на полном скаку лошади, попадавшим даже в узкие прорези тевтонских рыцарских шлемов-масок, будет сущим пустяком расстрелять потерявшую воинский порядок, скучившуюся на дне оврага толпу литовских конников, полностью лишенных возможности маневра и пути к отступлению.

Лишь от него, великого князя Ягайлы, зависела в эти минуты жизнь и смерть тысяч лучших литовских воинов. Только он мог решить, погибнуть ли в этом овраге и ему самому, дав повод для торжества многочисленным врагам, или, уступив сейчас чужим уму и силе, остаться жить, чтобы при следующем, более благоприятном для него случае сполна рассчитаться за сегодняшний позор.