Выхода нет - [13]

Дарби приблизилась ко второму кофейнику с надписью «КАКАВА» и быстро наполнила пластмассовый стакан объемом восемь унций. Хотя никогда не любила горячий шоколад.

«Но дети любят. Верно?»

Она услышала шум смываемого писсуара. Ларс возвращался.

Торопясь теперь, она глотнула горячего напитка, быстро вернулась к выходу и открыла дверь, впуская в помещение запах снега и холода. Но вездесущий неугомонный Эшли наблюдал за ней.

– Эй, Дарбс, что ты делаешь?

«Дарбс». Она не отзывалась на такое имя лет с пяти.

– Снова попробую поймать сигнал. У моей мамы рак поджелудочной железы, и она сейчас в больнице в Прово.

Не дав Эшли времени ответить, она шагнула наружу, в воющий шторм, через плотную стену морозного воздуха, пробирающего до костей, вспоминая импровизированную маленькую поговорку, которую услышала однажды давно от своей матери.

«Легче всего солгать, когда говоришь правду».

Ночь

21:25

Дарби сперва пошла к Кошмарным Детям.

Это была часть ее плана – было бы подозрительно идти к машинам сразу, прямо, по кратчайшему расстоянию, и она предполагала, что Ларс немедленно кинется к окну, после того как выйдет из туалета и не найдет ее на месте. К тому же она оставляла следы на снегу. Она различала свои собственные, сделанные час назад, и следы Эшли, и Ларса (ее восьмой размер обуви был намного меньше, чем их). Все – присыпанные снегом.

Этой ночью каждое принятое решение оставит свой след.

К примеру, решение взять с собой горячий шоколад было тупым. Сравнимое по тупости разве что с татуировкой на плече Дэвон: «Сделано в Китае». Дарби не знала, зачем наливала напиток, пока этот мелкий хищник изливал всё, что у него на душе накопилось, через комнату от нее. Она просто сделала это. Она обожгла себе язык, когда глотнула из стакана на ходу, будто уличная девчонка.

Она обошла пожеванные статуи и, описав петлю, повернула обратно к гостевому центру. Здание балансировало на кромке обрыва, отделенное от пропасти только узким промежутком позади цементной стенки фундамента, делавшимся еще у́же от сложенной там кучи столов для пикника. На задней стене Дарби обнаружила два дополнительных окна. По одному в каждом туалете. Они были маленькие и треугольные, примерно в десяти футах над землей, пристроившиеся под обледенелым козырьком крыши. Она знала, что Ларс уже закончил свои дела – она слышала спуск воды в писсуаре, еще когда выходила наружу, – но старалась двигаться бесшумно, просто на всякий случай.

Она поднялась на холм, все еще играя роль Девушки Без Сотовой Связи. Конечно, ее айфон обнаруживал Ничего. Она пыталась повторно отправлять эсэмэску на номер 9-1-1 каждые несколько шагов, но это ничего не давало. Заряд батареи был теперь четыре процента.

Отсюда сверху Дарби могла окинуть взором всю зону отдыха целиком, лежащую перед ней, как диарама. Ванапа – «Малое Черт-побери» на местном языке. Маленькое приземистое здание. Флагшток. Ствол кедра. Кошмарные Дети. Кучка заснеженных машин. Особенно тщательно она наблюдала за входной дверью, ожидая, что Ларс выйдет наружу, под оранжевый свет натриевой уличной лампы. Ждала, чтобы увидеть, если он пойдет за ней по следам.

Дверь не открывалась.

Никаких признаков Грызуна.

Меланьин Пик возвышался слева наклонной тенью. Теперь еще больше скрытый снегопадом, но остававшийся самой высокой горой в поле зрения. Он был полезен как ориентир для навигации.

Из этой господствующей точки Дарби также видела и Седьмую государственную дорогу, купающуюся в кругах света от редких дорожных фонарей. Теперь это был гигантский лыжный трамплин, сверкающий от свежей белой пудры. И совершенно непроходимый для всего здесь, за исключением, быть может, грузовика Сэнди. Синенькая не смогла бы сделать по нему и пяти футов вверх – да и вниз тоже.

Дарби ждала, со снежинками в волосах, слушая, как завывают порывы горного ветра. Иногда ветер ненадолго стихал, и в эту ледяную тишину тут же эхом горных молотков врывались мучительные мысли Дарби.

«Из-за тебя папа покинул нас. И если бы мне пришлось выбирать, он или ты, я знаю свой выбор. Сердцем знаю.

Долбаным, мать его, сердцем, Майя».

Перед тем как повесить трубку, мать ответила:

«Если бы ты действительно была нужна ему, Дарби, он бы взял тебя с собой».

Она сделала глоток горячего какао. Тепловатого, вернее.

Теперь, когда Дарби определенно знала, что Ларс не преследует ее, она могла приступать к решающему штурму фургона. Она пересекла пандус выезда и зашла с северной стороны, ни на мгновение не спуская глаз с фасада.

Изнутри здания видна лишь правая сторона вэна, но не левая, и она должна исходить из того, что Ларс присматривает за ним через окно. Прогулка по глубокому снегу была утомительной, Дарби проваливалась и выкарабкивалась, тяжело дыша, расплескивая напиток. Морозный воздух резал ей легкие. Обжигал холодом нос.

Она чувствовала, как влажные льдинки на слипающихся ресницах превращаются в хрустящие.

Удивительно, что, несмотря на это, ее тело не ощущало холода. Кровь кипела от адреналина, словно топливо в ядерном реакторе. У Дарби даже не было перчаток, но она чувствовала, что этого огня внутри хватит на всю ночь.