Выход зубной феи - [22]

Сам выходец из затерянного рыбацкого поселка, художник еще в бурные времена сватовства поклялся не дать своим детям жить так же, как отцы и деды. У суровых поморов, вероятно, были свои ценности, но маленький Никон успел застать только скромность. Практичный, как его предки, он все же верил в более материальные выражения любви и начал расширение семьи с добычи необходимой для воспроизводства населения жилплощади. По мере обретения популярности и доверия со стороны товарищей его семейное гнездо расширялась, чудесным образом наполняясь ценными безделушками и артефактами покрупнее, пока в один прекрасный день квартиру Бериных не пришлось вынести за черту города и присвоить ей статус отдельной деревни, Заозерной-17.

Тут в неге и покое долго завязывался, наливался силой и, наконец, распустился ядовитый, как оказалось впоследствии, цветок Жанниного тщеславия. Среди немногочисленных предметов, полученных девицей Валорской в качестве приданого, нашлась старая, гнутая, но все же серебряная ложечка с почерневшим вензелем "К", которая тут же была признана неоспоримым доказательством высокого происхождения супруги портретиста-международника. Дотошное изучение исторических справочников и архива уездного ЗАГСа не подтвердило прав госпожи Бериной на достойный европейский престол, однако явило миру загадочных будто бы поляков Валорских, эвакуированных на целину с бескрайних просторов Смоленщины. Летопись сельскохозяйственных мытарств и неудач в деле коммунистического строительства явно указывала на голубую кровь переселенцев. Подобная криворукость могла быть присуща только людям, знающем о труде за хлеб насущный исключительно из художественной литературы. Назло простым работягам семейство пестрило талантами самого изысканного свойства. По всему краю им не было равных в питье шампанского, кутежах до утра и навязчивой потребности ехать к цыганам по малейшему поводу. Советская действительность не поощряла подобных увлечений, и, как всяким идейным тунеядцам, Валорским пришлось сделать своей родовой профессией дворничество и вахтерство в котельной.

Однако сполохи былого разгуляя все же оставались путеводным светом для гордых шляхтичей. В начале застойного конца Советской власти последний из могикан допрыгался до далекой северной колонии, где вроде бы и сгинул. Поездку ему обеспечили итоги блестящей операции по изъятию цветных металлов из вентилей вверенных ему котлов отопления. На его беду котлы обогревали санаторий для знатных милиционеров, которые расценили внезапное похолодание как диверсию. На многие годы опередив догадливых американцев из ЦРУ, они раздули маленькую экономическую инновацию до масштаба мирового терроризма. Пункт приема металлолома исчез с карты мира, а поляк Валорский, сверкая редкого цвета аквамариновыми глазами, проклял самый гуманный суд в мире и отправился по этапу. Преступные деньги при нем не нашлись, никто не подозревал о наличии у предприимчивого вахтера близких. Собственно, здесь следствие зашло в тупик: Валорский был трижды официально женат, а сколько раз не был, этого он и сам не мог вспомнить точно и путался в показаниях. В завидной для всего просвещенного мира бордовой книжечке паспорта обнаружилось шестеро отпрысков, и это лишь те, о которых осужденный доподлинно знал. Потомки отбывшего в захватывающий мир тайги авантюриста рассеялись по окрестным городам и весям, прижились, но на протяжении всей биографии имели единые свойства: стойкий иммунитет к труду, неотвратимую тягу к прекрасному и аквамариновые глаза.

С этими-то Валорскими, по убеждению Жанны Станиславовны, она и состояла в самом наиближайшем родстве. Супруга Берина, в полной мере обладавшая достоинством видеть в любых фактах только желаемый, пусть не всегда здравый, смысл, торжественно провозгласила себя баронессой Валорской, наследницей великого, но гонимого и обобранного Советами рода. История с вентилями не оставила сомнений, что предки ее занимались торговлей, операциями с драгметаллами и прочим антиквариатом. За сим пострадали невинно, разделив судьбу Джордано Бруно и последнего российского императора, а именно были изничтожены плебеями-завистниками. Проникнувшись трагической судьбой несчастных предков, Жанна полностью отгородилась от построения коммунизма и ушла с работы экскурсовода в местном краеведческом музее, так как поделки из бересты и палки-копалки навевали на нее тоску по утраченным крепостным и оброке. Заработки и положение ее верного мужа, конечно, позволяли не гореть на работе, но вот отрицание марксистко-ленинской теории грозило обернуться последствиями. В некотором роде, это могло приблизить Жанну к корням, дав ей конкретную возможность уехать в том же таежном направлении, что и дед.

Благо, грянула перестройка, быстро сменившаяся всеобщим развалом и преобразованием основ. Аристократов и новопровозглашенных графов расплодилось столько, что как-то даже более почетно и необыкновенно стало быть рядовым чертежником, не замеченным в заседаниях Англицкого клуба и скачках а-ля Аскотт. Княжеские титулы покупались тут же за партию древнеевропейских ноутбуков, а родовые земли как-то сами собой приписывались к наиболее шустрым младореформаторам. Вчерашние затрапезные завлабы и кандидаты в мастера по боксу сегодня становились господами их святейшествами герцогами, например, Василенко или Пузиковыми.