Выход 493 - [22]

Бешеный машинально схватил рацию, ткнул пальцем в кнопку на пульте с надписью «Внешняя связь» и, приложив микрофон к губам, выкрикнул примерно то же, что и Стахов, в безумной надежде, что остальные расслышат его с первого раза, поскольку повторять эти слова дважды ему совсем не хотелось.

«Монстр» наконец остановился, заглушив двигатель. За ним тянулись вспаханные колесами глубокие борозды, а в воздухе все еще неслись вперед, подхваченные ветром, сплошные стены пыли. Свет погас одновременно во всех машинах, как в упавших на дно океана подводных лодках.

Люк в фургон распахнулся, словно глаз громадного чудовища.

— Мелкие, запомните, — впопыхах прошептал Бешеный, — что бы вы ни увидели — не кричите. Закричите — подпишете всех. Если они войдут, не шевелитесь, не дергайтесь, не дышите, мать вашу, не хлопайте даже ресницами, а главное — не бздите. Если они вас учуют, вам не жить, ясно? И никто вам не поможет. Никто.

Они затрясли головами, побледнев и выпучив глаза, словно две выброшенные на берег рыбы. В мозгу Андрея лихорадочно начали всплывать какие-то незаконченные фразы, слова, прочитанные или услышанные, мутные картинки с жуткими изображениями. Что оно такое, эти мерзлые?

Но вдруг ощутил, что в голове стало пусто и свежо, как в расколотом сосуде после многочасовой бури. Все заполнили гулкая пустота и холод.

Холод. Вот в чем причина. Холод отовсюду. Холод пробирается под одежду, сковывает грудь, покалывает лицо, оседает инеем на бровях и ресницах, превращает выдох в белый пар. Холод, постепенно переходящий в мороз. Укутывающий мохнатой белой шерстью красный плафон дежурной лампы, едва тлевшей под потолком фургона. Холод рисует вычурные узоры на стекле неподвижно закрепленного «Разведчика», пускает пушистые «трещины» на лобовом стекле «Монстра», инеем оседает на брикетах топлива, на ящиках с патронами, на панели приборов, скрывая из виду все показатели, на фиолетовом дисплее проигрывателя, на руле, рычагах… Все неживое побелело, обзаведясь щетинистой, искрящейся коркой, а живое стало синим и дрожащим.

Бешеный медленно, словно боясь укуса, дотянулся до рации, дрожащими пальцами ткнул на радиомодеме цифру 3 и поднял рацию до уровня груди.

— Ил-л-ль-я Ник-к-китич, — стуча зубами, выговорил Бешеный, — а м-мы не мог-г-гли прос-с-скочить?

Некоторое время в радиоэфире, как это и должно быть в таких случаях, соблюдалась тишина. Бешеный знал наверняка, что Стахов, неукоснительно соблюдающий все инструкции и предписания, не станет нарушать этот пункт, и опустил руку, поймав на себе презрительный, чуть ли не озлобленный взгляд напарника, в котором так и читалось: «Ну что, доволен? Тихая ночь, говорил? Скучно было? Держи теперь, урод!» Но рация, вопреки всем предсказаниям, зашипела, и в ней послышался дрожащий голос Стахова.

— Н-нет, с-с-слишком пл-л-лотное… ес-с-сли бы ехали м-м-медленнее, м… м… черт, как хол-л-л-лодно… может, и про… проск-кочил-ли бы… А т-так, пот-т-тянули за с-с-собой… к-к-ак ш-ш-шаровую моо-олнию…

Шипение прекратилось, индикатор с цифрой 3 погас, тут же обрастая белой колючей шерстью.

Тюремщик потянулся к рулю, трясущейся рукой провел по его поверхности, сгребая посиневшими ногтями иней, дотянулся до радиомодема и щелкнул красным тумблером, тем самым поставив крест на дальнейших переговорах.

Если бы в машине был градусник, ртутный столбик уже добежал бы до отметины в -15, но это еще был не предел, и все, за исключением новичков, знали об этом. Ожидать нужно было худшего. Последние еще ни разу в жизни не чувствовали на себе такого перепада температуры. В Укрытии климат был всегда одинаковым, 16–18 градусов, иногда повышался до двадцати, когда комбинаты работали на полную мощность, но ниже нуля температура в подземелье не опускалась никогда.

— Мерзлые, — вытаращив глаза и почти не дрожа, будто на него не распространялся этот душащий холод, сказал Саша. — Аномальные облака…

— …И никто вам не поможет… — эхом отдались в глубине слова Бешеного.

Невзирая на то, что света в фургоне почти не было, внутри стало ясно, как днем. Это благодаря светлыни инея, заманчиво блестящего, необычайно яркого для привыкших всматриваться во тьму людей. Иней преобразил мрачную окраску предметов, покрыв их необыкновенно ярким, чистым белым напылением.

Андрей сам не помнил, как и когда оказался в дальнем конце фургона. Он забился в угол возле клеток, в которых «Монстр» доставлял с поверхности всякую живность для исследований, обхватил руками колени… Как вдруг услышал булькающий звук, исходящий из-за его спины. Там кто-то был, в клетках… Кто? Или же, правильнее — что?

Моментальный порыв, жгучее желание оглянуться вмиг овладело им. Руки инстинктивно сжали автомат, да так сильно, что, казалось, не выдержит каленое железо такого давления. Но в следующий миг другая мысль камнем понеслась вниз и гулко шлепнулась о дно его повергнутого в ужас сознания. Нет, не бежать, не надеяться на оружие… опустить руки.

…Если войдут, сидеть тихо, не шевелиться, не моргать… Да…

«Как же холодно, — дрожа всем телом, думал Андрей, — как же не шевелиться, если так холодно…»

Но он не шевелился. Не повел головой и когда булькающий звук, будто кто-то вытягивал через трубочку со дна стакана воду, приблизился и стал теперь похожим на выдох. Не дыхание, а именно выдох, постоянный выдох, хриплый, пробивающийся наружу словно через забитое, истекающее мокротой горло.