Выдра по имени Тарка - [28]

Птица, зверь и рыбы образовали стрелу, острием которой была сайда, гибким стержнем — морской угорь, зубцами острия — выдра и баклан. Вытянув длинную шею, нацелив вперед крючковатый клюв и подталкивая себя перепончатыми лапами, Ойлегрин плыл вдогонку за струйкой пузырьков, вырывающихся у него из горла. Сайда отвернула в сторону, когда Тарка был совсем рядом, тот кинулся за ней. Ойлегрин затормозил и переменил курс, пустив в ход четырнадцать жестких и коротких хвостовых перьев и одну поднятую вверх лапу. Сайда бросилась вниз вдоль отвесного утеса, с которого свисали водоросли, но, встретив Тарку, снова поднялась и была поймана Ойлегрином.

Наткнувшись на утес, стрела преследования изогнулась дугой, заструились плети и ленты водорослей, помчались вверх пузырьки. Гигантский морской угорь укусил баклана за шею. Захлопали крылья, раздался скрипучий сдавленный крик, послышалось бульканье, словно из бутылки выходил воздух. Тарка во всю ширь раскрыл пасть, но его зубы не могли прокусить кожу угря. Мрак сгустился, там, где они боролись, вода сделалась мутной.

Вот тут-то Джаррк, обшаривающий дно у подножия утеса, увидел выдру, которая поднималась наверх, и только поплыл за ней, как заметил морского угря посреди мути — крови Ойлегрина, — расплывающейся в темно-зеленой воде. Гарбарджи держал баклана в зубах. Удары ласт мгновенно рассеяли кровавую завесу — тюлень погнался за морским угрем. Гарбарджи выпустил баклана, и расщелина в утесе приняла нового жильца. Джаррк одним движением гладкого тела всплыл наверх и повис у самой поверхности, выставив голову, чтобы глотнуть свежего воздуха; тут он снова увидел Тарку в шести футах от себя. «Ваф-ваф» — игриво пролаял Джаррк. «Исс-исс-сс!» — в страхе засвистел Тарка. Сайда спаслась и позднее вместе с другими рыбами кормилась пощипанным крабами мертвым бакланом.

Однако выдры редко охотились днем; обычно они нежились под теплым полуденным солнцем на песке бухты позади Длинного утеса, на выступе которого был сторожевой пост Одноглазого Чакчека, сапсана. Однажды утром Чакчек, лишь слегка распустив крылья, с боевым кличем «ейк-ейк!» спикировал на Тарку и со свистом пролетел почти над самой его головой. Чакчек был хороший летун и быстро поднялся туда, где над пропастью, на высоте, с которой было удобно бросаться на жертву, ждала его самка, высматривая внизу сизых голубей, куликов-сорок, вьюрков и кайр. Когда они унеслись вдоль северной оконечности мыса, Кронк, ворон, трижды глухо каркнул и взмыл ввысь, чтобы покружиться вместе со своей подругой в восходящих воздушных потоках.

Возле Песчаной бухты был Бакланий утес, где почти весь день сидели пять бакланов, переваривая лежащую в зобах заглотанную ночью рыбу. Возвращаясь с охоты, каждый баклан, плавно махая черными крыльями, пролетал мимо утеса, затем ярдах в пятидесяти разворачивался, летел с наветренной стороны обратно и неуклюже опускался на камень среди своих собратьев. У многих торчал из клюва рыбий хвост; они растопыривали крылья и двигали плечами, чтобы протолкнуть рыбу дальше. Даже самая высокая волна не могла достать вершины Бакланьего утеса.

В полумиле от Кошельного мыса, на который так стремительно накатывается прилив, протянулась подводная каменная гряда — Кошельный барьер. Течение привело сюда стадо тюленей, идущих следом за лососем домой, на остров Ланди. С ними была приплывшая с севера чужая самка. Несколько дней тюлени охотились за рыбой возле Котельного Барьера и играли с радостно ревущим Джаррком в любимую игру: гонялись за самой маленькой самкой, которая была не черного и не буро-коричневого, как все они, а редкого серебристо-белого цвета. Они заплывали за скалы, разыскивая ее, и иногда оставались под водой чуть ли не четверть часа. Как-то раз, когда Тарка подстерегал окуней на глубине свыше двадцати футов, он столкнулся нос к носу с Джаррком и от страха и неожиданности пустил большой пузырь. Тарка повернул и устремился наверх, к свету, а Джаррк кружил вокруг него по спирали. Джаррк никогда не сердился, потому что у него не было врагов, которые могли бы его напугать, и когда Тарка зашипел и «загирркал», похожие на ятаган усы на широкой морде тюленя дрогнули, верхняя губа поднялась, обнажив желтые зубы. «Ваф-ваф!» — весело пролаял Джаррк. «Ик-янг!» — пискнул Тарка. Тюлень фыркнул; затем его блестящая спина изогнулась, и он перевернулся в воде, как бочка.

Когда тюлени покинули Кошельный барьер и отправились в семнадцатимильное плаванье к родному острову, одна тюлениха осталась с Джаррком. Это была чужая серая самка, и часто, когда остальные тюлени резвились в воде, она обследовала дальний темный конец пещеры за Длинным утесом на песчаной отмели с разбросанными по ней валунами. Серомордая осматривала отмель с той же целью, и нередко обе самки проплывали одна мимо другой. Однажды тюлениха заплыла с приливом в пещеру и не возвратилась. Она пряталась там три дня, а затем зашлепала ластами по песку и плюхнулась в воду, очень голодная.

Серомордая уже не раз побывала в пещере во время прилива и отлива, и в то утро, когда серая тюлениха вернулась в море, она обогнула Длинный утес и вылезла среди пены прибоя на усеянные «блюдечками» скалы Котельной бухты. В трехстах футах над ней, сидя на краю песчаной кручи, ворон Кронк следил, как она шныряет среди валунов. Под ним, мимо своих «насестов» на крутизне сновали, переплетая воздушные пути, чайки. Серомордая достигла подошвы обрыва и вскарабкалась вверх по каменистой осыпи, которая образовалась во время осенних ливней. Осыпь начиналась у Тропы Добытчиков, вытоптанной в течение столетий осторожными ногами людей, которые спускались сюда после шторма, чтобы подобрать то, что море выбрасывало на камни Кошельной бухты. Дорожка была не шире овечьих троп на мысу. Серомордая пробежала по ней и, повернув у покрытого лишайником валуна, скрылась с глаз Кронка. В прошлую ночь она уже была здесь несколько раз.