Выбрать свободное небо - [12]

* * *

Этим же вечером в театр выбрались приглашенные Туры в полном составе. Прибыли они впятером: собственно Тереза, ее муж Александр. Дядя Павел. Тетя Елена и ее супруг — дипломат. Все, за исключением Александра, пребывали в благодушии, а вот муж Терезы был крайне раздражен и скептически настроен:

— Театр уж полон, ложи блещут! — саркастически произнес он, входя в зал. — Я, право слово, сомневаюсь, что нам будет представлено что-нибудь мало-мальски приличное.

— Александр! — улыбнулась своему мужу Тереза, — нас пригласили. Отказываться было невежливо. К тому же этот театр не так плох.

— В любом случае, — добавила Елена, что томно оперлась на руку представительного господина, — выбраться из дома — это такое счастье. Правда, Слава?

— Точно, Леночка, — отозвался дипломат, нежно улыбаясь жене. — Важен настрой. Если ты хочешь увидеть что-нибудь прекрасное, ты увидишь!

— Все верно! — поддержал его Павел. — Театр — это прекрасно! А этот спектакль — нечто чудесное, я уверен.

Он взял под одну руку Терезу, под другую — сестру и отошел с ними от бурчащего Александра, который высказывал свое недовольство по поводу и без повода с того самого момента, как сошел с поезда на Ленинградском вокзале в Москве.

Тереза относилась к поведению мужа философски, а вот Лену его манеры жутко бесили. И она не могла сдержаться, что было странно для человека, работающего в дипломатическом корпусе. Но на ее мужа — консула Российской Федерации во Вьетнамской республике — было можно оставить даже Александра. Муж Елены вообще на всех влиял благотворно.

Поэтому Павел повел дам через весь зал перед тем, как усесться в первом ряду партера, куда у них и были пригласительные.

— Девочки! — торжественно объявил он. — Я, кажется, влюбился!

— Замечательно! — обрадовалась Тереза.

— Твоя новость устарела, — отрезала сестра. — Все это поняли по той корзине с цветами, которую ты приволок на спектакль. Когда ее затрамбовывали в машину, я подумала, что нам придется вызывать еще одну, чтобы не идти пешком.

— Это называется гипербола, — рассмеялась Тереза, — то есть преувеличение.

— Это не просто преувеличение. Это черствость души, — отходя от них на шаг назад и трагически воздев руки, произнес родственник — дядя Паша. — Вот скажи мне, злюка, почему ты милая лишь со всякими иностранцами?

— Ой, — раскаялась Елена, — прости, Пашечка. Понимаешь, наулыбаюсь всем за день, продумаю каждую реплику не хуже, чем актеры. А потом срываю на ком-то свой скверный характер… И вообще, это святой Терезе надо было в дипломаты идти. Она бы идею про мир во всем мире продвинула. Терпит же она своего супруга…

— Елена! — скривилась родственница. — Я его не терплю.

— Вот-вот, это терпеть нельзя.

— Я его люблю. Человека надо воспринимать таким, какой он есть. И не пытаться его переделать, ведь любовь — когда воспринимаешь недостатки как особенности человека и даешь ему право на них.

— Святая… — ответила ей тетушка, что была на три года помладше. — Крылья не давят? Нимб не жмет?

— Девочки, не ссорьтесь! — приказал Павел.

Тут был дан второй звонок, и они отправились на свои места, где их уже ждали мужчины.

Александр понимал, что ведет себя неприлично. Понимал, что необходимо успокоиться и прекратить брюзжать. Понимал, что безумно бесит Елену — так, впрочем, было всегда. Понимал, что должен прекратить портить всем вечер. Разумом понимал… Но ему не давали покоя мрачные мысли и фотографии, что вчера попались ему на глаза в Интернете.

Вот Владимир Зубов поддерживает Терезу под локоть на ступеньках. Вот распахивает перед ней дверь огромного ослепительно-черного автомобиля. Вот они улыбаются друг другу в машине… Боже, какая она красивая на этих фотографиях… И сегодня тоже, в черном платье-футляре, в жемчугах и на невообразимых шпильках, со сложно убранными волосами…

Потом погасили свет, и все мысли Александра отступили. Театр он все же любил, хорошие постановки тем более, а постановка была хорошая. И случилось вдруг так, что старый, читанный всеми еще в школе, растасканный на цитаты спектакль ожил, задышал, засверкал… Зрители смеялись, вздыхали, огорчались, раздражались, сочувствовали… Аплодировали в финале.

А потом все было плохо — они отправились за кулисы, куда их пригласили. Вежливость и хорошее воспитание. Хорошее воспитание и вежливость…. Александр в принципе не любил паяцев, а уж одного из них и вовсе не мог терпеть. Заочно. Раздражал его и Павел, суетящийся с огромной безвкусной корзиной цветов, и молодая актриса, которая играла Софью. Теперь же она пожирала глазами одного из Туров…

Между тем беседы продолжались, вниманием Терезы завладел мужчина с неухоженной бородой и в мятом свитере:

— Если бы вам предложили писать сценарий для театра именно в театральной специфике, что вы могли бы предложить?

— Вы знаете, — осторожно отвечала она, потягивая шампанское, — я об этом никогда не думала… Но если бы договор был заключен, то издательство наверняка бы предложило что-нибудь такое, от чего все были бы в восторге.

— А в какой роли вы бы видели Зубова? — не унимался режиссер. Он, видимо, не знал, что у Терезы во время подобных разговоров включалось правило: «Бесплатно поют только птички».