Выбор Роксаны Пауэлл - [52]

— Я хочу сказать тебе… Я люблю тебя.

— Рада, что ты сказал, но в этом не было необходимости.

— Мне хотелось сказать тебе это со вчерашней ночи.

— Почему же ты не сказал? Сегодня на тропе ты почти не говорил со мной. Он колебался.

— Мне было стыдно. Получилось, что воспользовался своим преимуществом. Ты не говорила мне, что любишь меня, и я решил: если это все, то так тому и быть.

— Так тому и быть… — Я усмехнулась и крепко обняла его. — Уин, какие же мы глупые. А я думала, раз ты молчишь, то происшедшее для тебя ничего не значит.

Да, мы были глупцами, двое взрослых людей, ожидавших, что первым заговорит другой. Мы чуть было не повернулись спиной к тому, что нам подарила судьба.

— Ты действительно небезразлична ко мне? — слегка удивленно спросил Керк.

— Я небезразлична к тебе? Я люблю тебя! Я с ума схожу по тебе. С первой минуты нашей встречи. О, я боролась с этим изо всех сил, но тщетно.

— Боролась не только ты, — признался он. — Ты, конечно, догадалась по поему поведению.

— По твоему поведению я догадалась, что ты презираешь меня. Не виню тебя я была отвратительна.

— Ты прекрасная, нежная и хорошая.

— Я была ужасно жестока к тебе, Уин. Ты сможешь меня простить?

— Мне нечего прощать, — ответил он. Ему было что прощать мне, он знал это так же хорошо, как и я, но в том-то и чудо любви: она не только стирает из памяти старые обиды, но вообще отрицает их. У любви нет горьких воспоминаний. Керк и я могли начать все заново. Это было возвышающее знание, и, овладев им наконец, я могла ощутить лишь жалость к тем, чьи глаза еще не открылись.

Прошлое было забыто, настоящее определено, и я как женщина начала планировать будущее. Я приподнялась на локте, чтобы видеть его лицо.

— Уин, я подумала вот о чем: куда мы уедем отсюда?

— Твои друзья сказали мне, что вы уезжаете завтра утром.

В его голосе я услышала нотку примирения с этим, и улыбка угасла на моих губах.

— Но ты, ты-то не думаешь, что и я уеду с ними? Уин, я остаюсь. — Он молча глядел на меня. — Остаюсь здесь, — твердо повторила я. — С тобой. — Затем, не дождавшись ответа, попыталась превратить все в шутку:

— Или ты уже от меня устал?

Керк страстно поцеловал меня.

— Скорее я устану дышать.

— Скажи, что никогда не отпустишь меня отсюда, — сказала я, устраиваясь поудобней.

— Я не могу тебе сказать такое, Роксана, — медленно проговорил он. Сейчас не время быть нечестным. Я должен отпустить тебя.

— Но если ты любишь меня…

— Именно потому, что я люблю тебя, у меня нет выбора. Ты должна это видеть так же хорошо, как и я. Дорогая, мы принадлежим к двум разным мирам.

— Но ведь мы нашли друг друга, значит, наши миры не так далеки друг от друга.

— Я буду всегда благодарен судьбе за этот миг. Но разве ты не видишь, что это только миг? Я не могу войти в твой мир и не буду просить тебя принять мой. — Он вскочил с кровати и принялся бесцельно вышагивать по комнате. — Что я могу предложить взамен принесенной тобой жертвы?

— Самого себя!

— Моя дорогая, — сказал Керк нежно, подходя к кровати и становясь надо мной. — Моя любовь у тебя есть и всегда будет с тобой. Но я не позволю тебе отказаться от славы и положения, ради которых ты упорно трудилась, в обмен на это. — И он сделал широкий жест, словно указав на Малайю.

Я встала на колени и обняла его за талию, боясь, что он растворится в темноте.

— Положение, успех — это смешно. Они ничто без тебя.

— Посмотри на меня, — скомандовал он, и я повиновалась. — Роксана, ты не смеешь так говорить. Ты много работала и не можешь так просто отказаться от всего, чего добилась. Боже праведный, ты хотя бы представляешь свою жизнь здесь?

— Да, милый.

— Да, — согласился он, — благодаря моему эгоизму, ты успела кое с чем здесь познакомиться. Нельзя было разрешать вашей группе задерживаться на плантации. Я знал степень риска, но хотел, чтобы ты осталась хотя бы на четыре дня. С тех пор, как увидел тебя, своенравную незнакомку, на ступеньках веранды, я хотел задержать тебя здесь. И сейчас хочу. Но, слава Богу, я перерос свой эгоизм и не могу использовать тебя как средство улучшения моей жизни.

— А как же я? — бормотала я у него на груди.

— Что я могу тебе обещать? Я даже не могу тебе пообещать, что доживу до утра. Скоро ты превратилась бы в еще одну плантаторскую жену, проживающую каждую минуту своей жизни как последнюю. Я люблю тебя, Роксана. Люблю твой смех. Не заставляй меня быть свидетелем того, как твой смех исчезнет, как ты постареешь до времени. Ты думаешь, я не могу прочесть, что написано в глазах Оливии Виктор?

— Рядом с Оливией муж. Уверена, что для нее это куда важнее, чем свежие яблоки и более редкие, чем здесь, дожди.

— Викторы — счастливчики. Бог даст, в будущем году они вернутся в Англию. А я здесь до конца жизни, любимая.

— В этом нет необходимости. И мы можем уехать куда-нибудь.

— Ты же знаешь, что это не так. — Керк разомкнул мои руки и отошел к окну. — Я должен остаться здесь. И это не упрямство или желание быть форпостом демократии. Бог свидетель, я — не герой. Но у каждого человека есть свое место в жизни, которое ему негоже покидать.

Я снова легла на кровать. Вспомнила, о чем говорил мне Виктор, и подумала о выпавшей мне доле влюбиться в символ. И рассмеялась. Керку нравился мой смех. Но не такой горький.