Выбор - [31]

- Душа у человека болит - в привычку вошло. А к тебе именно что ж он может иметь? Ничего. Доподлинно знаю.

- Все время за кого-нибудь просит, о ком-нибудь плачется.

- Так это же прекрасно. Святитель и должен быть главным печальником, заступником и молитвенником православных - как перед Господом Богом, так и перед тобой, твоей суровой властью, перед всякой несправедливостью.

- Но не всепрощающим, а строгим, без этого церкви тоже нельзя.

- Но не жестоким... Поставь в святители Иосифа Волоцкого представляешь, что будет?

Василий жестко скривился.

- То-то! В крови бы утонули. И уже ведь начинал при отце-то твоем. Тебе это нужно?

Отрицательно помотал головой.

- И стяжательствовать, богатиться Варлаам не станет, знаешь ведь. Знаешь, что против осифлян, но зря никого не обидит, насилья не будет. Рассуди, тебе это плохо?

- Нет, конечно.

- Сам же ты тоже против, только духу не хватает начать, я вижу. И у отца твово не хватило. Боится, что отшатнется от вас церковь, поднимет в народе смуту, если воспретите монастырям стяжательство и отберете нахапанное. А я убежден, что не будет смуты, что народ за это же, только дюжина игуменов и епископов поорут недолго, побеснуются, все потеряв, да и затихнут - против Божьих ведь заповедей это все, про себя-то каждый это знает, да ханжит, врет, будто Господь велел монастырям и храмам богатиться. Врут, бессовестные! А коль ты и дальше не решишься действовать, уведут они нашу православную церковь от Христа навовсе, утонет, сгниет она в стяжательстве, в лицемерии и ханжестве - сам ведь видишь. Нельзя тянуть дальше...

- Ладно! Ладно! - насупился Василий.

- Варлаам и тут тебе самый твердый и верный помощник-единомышленник. А уж сколь силен в писаниях, тоже ведаешь.

Василий усмехнулся.

- Аристотеля тоже читал?

И Вассиан усмехнулся. Он как-то принес великому князю две аристотелевы книги: "Органон" на греческом языке, привезенный из Венеции, и "Аристотелевы врата" на славянском, так как греческий Василий знал не больно хорошо. И через месяц примерно спросил, прочел ли тот какую из них. Тот ответил, что лишь начал читать, то есть, конечно, не сам, а чтецы ему читали, и больше о них не вспоминал, а Вассиан не торопил, и вот...

- Не знаю, не спрашивал.

И еще, еще и еще говорил с ним о невысоком, плотном, всегда очень внимательном, задумчивом и действительно часто вздыхающем Варлааме, пока государь не объявил во всеуслышание в думе и синклите, что желает видеть на митрополичьем престоле его, архимандрита Симонова монастыря, и повелел собирать Священный собор для избрания и торжественного посвящения того в великий сан.

* * *

- Скажи, государь, тебе все в твоем Кремле нравится? - неожиданно спросил новый митрополит в одном из первых же их разговоров втроем.

- Я же его строю, и отец мой строил! - улыбнулся Василий.

- А тебе? - спрашивает Варлаам и Вассиана.

- Все...

С конца семидесятых годов минувшего века в Кремле непрерывно что-нибудь строилось, перестраивалось, непрерывно подъезжали груженные камнем и лесом телеги, отъезжали пустые, непрерывно стучали молотки каменотесов и топоры плотников, на высоченных, шатких, скрипучих строительных лесах, словно муравьи, копошились, сновали бесчисленные мастера, подмастерья и носильщики, постоянно остро пахло известью, сырыми растворами, свежим смолистым деревом, каменной пылью, которую при ветре развевало по всему Кремлю.

Начинал эту нескончаемую великую стройку-перестройку отец Василия, Иван Васильевич, отлично понимавший, что у собираемого им, крепнущего день ото дня большого государства и столица должна быть достойнейшая, а тем более великокняжеская резиденция, и в том, тысяча пятьсот двенадцатом году Кремль выглядел уже очень красивым, богатым, величественным. Зодчими его были в основном фряги - так тогда на Руси называли итальянцев. Потому что главной советчицей Ивана Третьего в этом деле, как и в устройстве всей государевой жизни и возвеличивающих ее ритуалов, выступала его жена Софья Фоминишна, выросшая и воспитанная в Италии, в палаццо итальянской знати, и естественно, закономерно считавшая все итальянское, а тем более прославленную, действительно блестящую архитектуру Италии самой лучшей на земле. И надо же как совпало: только она начала обживаться в Москве, как строившийся в кремле вместо обветшавшего и небольшого новый Успенский собор вдруг обвалился. Обвалился потому, что в Москве случилось совершенно небывалое для нее значительное землетрясение, порушившее не только эту стройку. Однако молодая бойкая жена великого князя сумела убедить его, что причина несчастья в неумелости зодчих и строителей, кои будто бы даже и раствор неподобающий и непрочный готовят, хотя эти зодчие и строители были псковичи, считавшиеся лучшими на Руси и возводившие и до, и после этого века бессчетное множество самых разных белокаменных и кирпичных строений, среди коих полно несравненных, стоящих и радующих людей и поныне. И еще она считала, что подобные великие государевы стройки вообще подобает вести только итальянским архитекторам, и лучше всего самым знаменитым - это тоже возвеличивает и страну, и правителя. В Москву был позван Аристотель Фиораванти - зодчий воистину достойнейший, один из крупнейших тогда в Италии. Только Иван Третий потребовал от него, чтобы главный собор Московской Руси выглядел прямым родичем главного собора Руси Владимиро-Суздальской - древнего Успенского во Владимире, то есть его наследником. И Фиораванти ездил в бывший стольный град, зарисовывал и обмерял древнее чудо и, хотя и внес некоторые итальянские архитектурные детали в свое кремлевское творение, по общему характеру сделал его именно таким, каким велел великий князь, - родным и владимирскому, и всему русскому зодчеству. И новые, более мощные кирпичные стены и башни Кремля, взамен обветшавших, возведенных еще Дмитрием Ивановичем Донским, строили тоже фряги. Их было несколько. А Грановитую палату построили Марко Руфо и Пьетро Солари - внешне типично итальянское тогдашнее палаццо построили. А церковь Иоанна Лествичника и колокольню Ивана Великого Бон Фрязин. Архангельский же собор Алевиз Новый - всего два года как завершил. И лишь Благовещенский собор и митрополитову церковь Ризположения строили по-прежнему псковичи.