Выбор наместницы - [47]

— Я тут задремал, кажется. Ты как? — он словно забыл, что до похищения был с ведьмой на вы.

Голос Эрны едва можно было расслышать:

— Вроде бы жива?

— С тобой все будет в порядке, лекарь так сказал, — про шрамы Ланлосс предпочел сейчас не вспоминать. Женщины ведь по-другому устроены — это солдату на красоту плевать, лишь бы уцелеть, а девушка, пусть и невзрачная, как узнает, что лицо изуродовано — так и жить не захочет. Пусть сначала все заживет, а там посмотрим. Одно генерал знал точно: со шрамами или без, больная или здоровая, а никого дороже у него нет и не будет.

Эрна, похоже, тоже забыла, что они были на вы, а может, решила не вспоминать:

— Ты прости, я не удержала больше, — девушка виновато вздохнула.

Он не сразу понял, о чем она говорит, за что извиняется, а когда осознал, снова покраснел — что за женщина, вместо того, чтобы проклинать, просит у него прощения, что не смогла поддерживать заклинание под пыткой!

— Ты умница, ты все сделала, как надо.

— Он хотел, чтобы я благословила его поля. Хотел успеть вырастить еще один урожай до снега. Только травку, мерзавец, только травку. Его крестьяне кору с деревьев сдирают, землю жрут, — она задыхалась жарким шепотом, — а ему травка нужна.

— Я с него шкуру спущу, никто больше не посмеет, никто! — Ланлосс сжал узкую ладонь девушки.

Теперь он понимал, что случилось — по иронии судьбы Артон понятия не имел, что держит в руках виновницу неурожая, он просто хотел воспользоваться ведьмой, так же, как ею воспользовался сам Ланлосс. Он ничем не отличается от этого негодяя, разве что обошелся без пыток. Эрна попыталась улыбнуться, но не смогла — мешала повязка:

— А я знаю, о чем ты думаешь. Но это не так, я сама согласилась, и если у тебя получилось — то все не напрасно. Ты ведь просил не за себя, а тот только о наживе думал. А ведь у него денег столько, что и пять неурожаев переждать может.

— Я… я не об этом думал, то есть, не только об этом.

На этот раз девушка молчала так долго, что Ланлосс уже решил, будто она опять заснула, и уже собрался встать, размяться, когда услышал ее ответ:

— Ты не спеши говорить это сейчас. Подожди, пока снимут повязки, может, передумаешь.

— Не передумаю! Мне все равно! — Конечно, она же сама целительница, понимает, что за следы остаются от таких ожогов, белую ведьму не обманешь. — Мне все равно, что ты ведьма, плевать, какое у тебя лицо! Я заплачу ордену любые деньги!

— У тебя нет денег, Ланлосс, а твою жену сосватала наместница. Орден побоится пойти против ее воли.

— Значит, обойдемся без ордена.

— Ты даже не спросил меня.

— Я спрашиваю сейчас: будешь со мной? — Ланлосс и сам не знал, что сделает, если она скажет «нет».

— Если ты сам не передумаешь. А сейчас уходи.

— Я буду тут, недалеко, — но девушка уже закрыла глаза.

Ланлосс не смог уснуть, несмотря на три бессонные ночи, он сидел на разваливающемся крыльце и размышлял над словами Эрны. Опять ей платить за его желания. Илана не станет возражать наместнице, если он настоит на своем — девушка окажется беззащитной перед орденом, без магической силы и законного статуса. Он не сможет ни развестись с Резиалией, ни выкупить Эрну, все, что он предложит ей взамен магии и уверенности в завтрашнем дне — сомнительное положение любовницы графа, которого в любой день могут пристрелить из-за угла. Нет, он должен оставить все, как есть. Пусть лучше Эрна решит, что он испугался.

* * *

Белая ведьма поправлялась медленно, Ланлоссу пришлось уехать в город, не дождавшись ее выздоровления. Перепуганные незавидной судьбой Артона, дворяне наперебой спешили изъявить графу свои верноподданнические чувства. Граф изъявления принимал, но, не страдая излишней доверчивостью, требовал в качестве знака доброй воли подписать покаянный лист, в котором перечислялись все грехи кающегося, начиная с торговли дурманом, заканчивая богохульством в пьяном виде три года назад на праздновании в храме Эарнира, или осуществлением права первой ночи, отмененного тысячу лет назад. Подписавшие покаяние дворяне возвращались в свои усадьбы, удивляясь поразительной осведомленности графа, самые осторожные на всякий случай меняли всю прислугу. Отказаться никому не приходило в голову, из окна графского кабинета были хорошо видны бренные останки Артона Кайрэна, выставленные на площади.

Эрну Ланлосс поселил в своем городском доме, не желая рисковать. Синие одежды ордена Алеон надежно защищали девушку от дурной молвы, а мнение Резиалии, оставшейся в горном замке, интересовало Ланлосса меньше прошлогоднего снега. После недолгой борьбы отвращение к вздорной женщине пересилило в нем желание обзавестись законными наследниками, и он не спешил возвращаться к супруге. Следуя принятому решению, Ланлосс перестал навещать Эрну, довольствуясь ежедневными докладами лекаря о ее состоянии. Тот удивлялся, что белая ведьма не может исцелить себя сама и поправляется даже медленнее, чем должна была бы. Ланлосс догадывался, в чем дело: девушка потратила слишком много сил на заказанное им колдовство, а потом не успела восстановиться. Он отчаянно скучал по Эрне и, не выдержав, позволил себе поблажку — заходил в ее комнату ночью, ненадолго, просто взглянуть, убедиться, что она никуда не исчезла. Днем он старался даже не заглядывать на второй этаж, подальше от соблазна. Поток кающихся грешников иссякал с каждым днем — не так уж много было в Инхоре дворян, и Ланлосс понимал, что не может до бесконечности оттягивать возвращение в замок. В конце концов, старый графский дом был просто не предназначен для зимы — после первого же снегопада ветхая крыша провалилась сразу в двух местах, прожорливые печи сжирали столько дров, что можно было отопить полгорода, а все равно приходилось кутаться в плащ. Разваливающееся сооружение совершенно не подходило для слабой больной женщины, но не мог же он привезти Эрну в свой замок и поселить рядом с Резиалией!