Выбор Кота - [119]

— Ладно, меня ты, видимо, знаешь. А кто ты сам?

— А я похож на тебя. Интеллектуал. Лидер. Наверное, больший реалист. Но ты молод, а молодости свойственна романтика.

— Жаль, что ты этого не испытал.

Генерал не обратил внимания на его реплику.

— Перед тем как я был посвящен, я, простой послушный средневековый монах, воспевал безбрачие и пытался сохранить остатки цивилизации поруганного Рима. Но на самом деле я и мне подобные жаждали отыскать новые способы подчинить себе неустойчивые, колеблющиеся души. Я увлекался старинными рукописями, однажды обнаружил трактаты, повествующие о совсем древних временах, и почувствовал, что приближаюсь к некой истине. Мне удалось убедить своих руководителей отпустить меня паломничать — сначала в Святую Землю, а потом еще дальше. В конце концов я забрался так далеко, как в моем ордене даже представить себе не могли. Я нашел руины курианского поселения в Брассе, в Центральной Азии. И повстречал одного китайца, который утверждал, что живет уже две тысячи лет. Так и началось мое обращение в курианскую веру. Позже таких, как я, попытались разыскать. Но тот китаец — старый Жао — спас меня. Когда я получил свою первую порцию бессмертия, мною уже владели старость и болезни. Слова тут бессильны, это надо прочувствовать на себе. Представь: вместо полной немощи появилась молодая энергия. А я к тому времени уже вообще забыл, что это такое, а тут оказалось, что это самое чудесное из ощущений. Для меня открылись новые возможности… Я понял, что могу прожить всю жизнь заново. И я сделал это по крайней мере раз десять. Я был своим человеком в Золотой Орде. И у тюрков. И отступал вместе с казаками из Москвы. Я продал свою душу, а взамен время, век за веком, работало на меня. Мое благосостояние, власть и влияние возрастали, и я все это отдавал в распоряжение куриан. Мне подчинялись премьер-министры и генералы, дипломаты и литераторы. Ты когда-нибудь слышал, как набирают премьер-лигу в бейсболе? Менеджеры идут на все — покупают, продают, меняют игроков, лишь бы собрать команду, способную завоевать кубок. И я делал нечто подобное, только в глобальном масштабе, медленно и терпеливо. И в этом-то, Валентайн, и состоит главное достижение курианских ученых — бессмертие. Ты можешь позволить себе такую роскошь, как терпение.

Валентайн взглянул на высохшего старого Генерала. Если не принимать во внимание его роскошную шевелюру, то он никогда не встречал более больного и старого человека, чем этот бывший монах.

— А откуда ты подцепил идею о «Ломаном кресте»?

Генерал прикоснулся к своей перевернутой свастике на воротнике.

— Это древний символ, знак для тех, кто может считаться союзником куриан. Его можно встретить по всему миру, еще с доисторических времен. Я выбрал эту свастику, чтобы обозначить возрождающийся исконный союз между обитателями планеты Кур и Землей, людьми и их древними богами. Это важно для тех, кто не готов полностью принять курианский порядок, но способен приспособить его для своих личных целей. Что касается тебя, Валентайн, то ты тоже в этой своре. И тебе решать.

Из-за каркающего голоса Генерала было трудно понять, злился он или нет.

— Я просто необходим курианам, чтобы сражаться вместо них. Они слишком погрязли в междоусобных дрязгах, раздорах и интригах. Теперь, когда они многого достигли, им не хочется рисковать своими драгоценными Жнецами, отвоевывая те немногие территории, которые еще не под их властью. А такие, как ты.

создают им проблему, потому что вы в своем упрямстве не желаете признать, что война проиграна, совсем как японские солдаты, объявившие голодовку в островном бункере.

Валентайн так устал, что не представлял, как он сможет выдержать до конца эту беседу, или допрос, или пытку.

— Послушайте, Генерал, я тут лишь один из заключенных. Скажите, что меня ждет?

— У тебя есть выбор, заслуженный благодаря своим способностям и уму, которые ты тратишь понапрасну на тех, кто не способен оценить и отблагодарить тебя. Я не имею сейчас в виду этих сентиментальных Ткачей жизни. Я говорю о твоих так называемых соплеменниках, преспокойно сидящих дома в то время, как ты рискуешь жизнью ради их обывательского существования. И я не стану тебя оскорблять, напрямую предлагая со мной сотрудничать. Тебе не надо прямо сейчас давать ответ. Все, что ты сейчас должен сделать, — это попросить о недельной отсрочке. А потом — еще и еще об одной. Я покажу тебе кое-что, что взбодрит твой мозг, и желудок, и то, что пониже. И в один прекрасный день тебе откроется мудрость, о которой сам Аристотель мог лишь мечтать. И на этом список наград не заканчивается. Так что, сынок? Что ты выбираешь выстрел из пистолета или еще неделю жизни?

Что ты выберешь, Кот? Смерть ради людского «стада» или же тех, кто этим «стадом» питается?

Израненный и измученный, Валентайн нашел ответ в своей боли. В его памяти всплыли лица. Он увидел Молли, Карлсонов, Саттона, щедрого владельца свинофермы. Линду, которая лишь несколько часов именовалась миссис Поулос, и хнычущего младенца из лагеря в Ригъярде. Донну с ее сынишкой — дитем войны. И молодых грогов, которые возились с человеческими детенышами возле колодца в анклаве Штайнера. Он вспомнил Ан-Ха и его Золотых. И Джослин Хенд-рикс. И кто из них ради кого должен быть принесен в жертву?