Выбор единорога - [12]

А палач был умел и жесток. Единороги выносливее людей и быстро излечиваются, но каленое железо может быть очень разрушительно для плоти. Скоро стала очевидна способность Верины к заживлению, а чуть позже проявилась и ее суть.

Так пошло изначально, что, получая сильные ранения, чтобы оправиться, единороги всегда принимают звериный облик. Легенды гласят, это оттого, что именно он является истинным.

Когда-то давно, на заре времен, они вообще не могли принимать человеческий облик. Они жили в лесах и не общались с людьми. Но появилась жуткая сила, которая попыталась поработить единорогов, заперев их в море. Это почти удалось. Почти. Тогда один из последних единорогов, чтобы обмануть врага и спасти сородичей, впервые изменил облик на человеческий. И ему удалось победить, освободить своих. Но с тех пор постепенно все единороги приобрели способность обращаться человеком. А в случае тяжелых повреждений или нервных потрясений они неизменно возвращались в свой истинный облик единорога.

А вот теперь… Святой отец размашисто перекрестился, епископ поспешно выставил перед собой крест, охрана попятилась, а палач выронил свой инструмент, так как измученная женщина обратилась белоснежным единорогом, лежащим на соломенной подстилке с тяжело вздымающимися боками.

Понимая, что теперь она разоблачена, Верина собрала последние силы и ринулась в атаку. И еще одна роковая случайность. При всех своих талантах Верина не была воином, да и сил почти не осталось… А инстинкты палача оказались безупречны. Он выхватил меч и рубанул.

Описав дугу, сталь опустилась почти на самое основание рога. Меч, прыснув снопом искр, треснул, половина клинка упала на солому, а вместе с ним и рог единорога.

Раздался душераздирающий вопль, вспышка - и снова на соломе женщина. Корчиться и извивается, держась руками за лоб. Сквозь пальцы течет кровь. С рогом ушли и все силы Верины. Не в состоянии более терпеть боль, она лишилась чувств.

Епископ, наконец придя в себя, перекрестился и сказал:

– Думаю, более нет сомнений в бесовской сути этой женщины. Сжечь ее! Завтра же! Дабы она не совращала честных людей своими богомерзкими чарами.

Святой отец вздохнул, но все-таки позволил себе спросить:

– А как быть с ее сыном?

– Хм… Его допрашивали?

– Это бесполезно. Похоже, он онемел.

– Наверняка эта ведьма забрала его голос, дабы сын не поведал нам о богомерзких деяниях матери. Отправьте его в отдаленный монастырь Бенедиктинцев. Их обязанность призревать убогих. Пусть станет послушником, а братья следят за ним. Ежели выяснится, что бесовская скверна коснулась его, то отроку придется разделить участь матери.

– Слушаюсь, Ваше Высокопреосвященство!

– Отправьте парня сразу же после казни.

– Да, Ваше Высокопреосвященство, - кивнул святой отец и почему-то вспомнил рассказы из детства, в которых говорилось, что тот, кто причинит вред единорогу, навлечет на себя беду.

Священнослужители удалились. Палач приковал узницу и тоже собирался выйти, когда решил найти обломок меча. Вместе с ним он нашел и рог. Чуть поколебавшись и убедившись, что его никто не видит, он поспешно запихнул диковинку за пазуху.

Андре плохо помнил свое заточение. Те несколько дней слились для него в один. Отчаянье и горе душили его. Все это время юноша просидел в углу, погруженный в себя, игнорируя еду и не обращая внимания на внешние раздражители.

А вот казнь каждым мигом врезалась, выжглась в его памяти. Андре под охраной ранним утром вывели на площадь, где уже собирался народ. Кандалы не надели, просто связали руки за спиной. Стоило увидеть сложенный на эшафоте костер, как тотчас все стало ясно. Сердце ухнуло куда-то вниз, отказываясь биться.

Вскоре вывели его мать. Та шаталась от слабости, ноги не слушались ее, лицо превратилось в восковую маску, а посреди лба зияла кровоточащая рана. У Андре что-то оборвалось внутри. Рог… Они вырезали ей рог! Это конец! Верная смерть! Андре стиснул зубы, чтобы не завыть.

Проходя мимо сына, Верина нашла в себе силы улыбнуться ему. Собственная смерть ее не страшила, главное, он будет жить! Поэтому она гордо взошла на эшафот. Ее привязали к столбу, и епископ зачитал приговор - сборник нелепиц.

Андре смотрел, не в силах отвести взгляд. Рядом оказался святой отец, сжавший его плечо и тихо говорящий:

– Не смотри, мальчик. Отвернись. Тебе не годится видеть это.

Но Андре ничего не чувствовал и не слышал. Его взгляд оставался прикованным к эшафоту. Вот палач подошел к его матери, а когда отстранился, то ее тело безжизненно обвисло. Перед тем, как сжечь, ее задушили. И это можно расценивать как акт милосердия. Сгореть заживо - очень страшная смерть.

Заполыхал костер, а Андре стоял и смотрел, словно вкопанный, даже, кажется, не дышал. Ни звука, ни всхлипа не срывалось с его губ, только слезы текли по щекам, которых сам парень даже не замечал. Потом он не раз задавался вопросом: как ему удалось сдержаться, не потерять контроль и не превратиться. Тогда на него словно ступор нашел.

Когда все было кончено, и люди начали расходиться, стражники повели Андре к уже готовой к отправке телеге. Так, под надзором двоих крепких стражников, его и отправили в монастырь.