Вы точно доктор? Истории о сложных пациентах, современной медицине и силе юмора - [59]

Зимой в конюшне неуютно настолько, насколько можно себе вообразить: холодно, сыро, грязно, пахнет потными животными и коровьим навозом, солома мокрая и одновременно колючая. И если вам удалось бы разжечь огонь, то даже сырая солома вспыхнула бы, прежде чем вы бы успели сказать: «Иисус, помоги мне развести огонь», и все рождественское семейство сгорело бы мгновенно, а история стала развиваться совсем иначе.

Даже дарить и получать подарки не всегда здорово. Нам приятно думать, что рождественские подарки от пациентов — это символ щедрости и благодарности. Знак того, что наши отношения не только холодные и профессиональные и что забота, которую мы им даем, идет от души. Но у меня есть маленькая душеспасительная история.

На прошлое Рождество студент-искусствовед, которого я консультировал миллиард лет, принес мне одну из своих картин в знак признательности за всю мою помощь. Я был очень тронут и искренне поблагодарил его.

А затем, чтобы сохранить истинный дух Рождества, он сказал: «Могу вам предложить рамку с хорошей скидкой».

Тема Титса раскрыта BMJ, 20 января 2005 г.

— Это Титс, — сказала моя секретарь. — Счастливого Рождества.

Фишкой Титса было падать замертво на любом местном торжестве.

Его прозвище, я подчеркиваю, относилось к крошечным усикам, которые были у всех мужчин его клана. Благодаря удивительной загадке этимологии, эти усы известны в разговорной речи как титьки, поэтому его называли Титс Мэги. Мой пациент стал главой клана, пережив остальных. Следовательно, он удостоился звания того самого Титса. Титулы редки в наших республиканских краях. Вместо лордов и леди у нас есть Титсы (и врачи).

Когда я прибыл, Титс лежал под дождем — огромная грязная куча, окруженная традиционной толпой восторженных помощников. Я спросил, может ли он встать. Он блаженно улыбнулся и услужливо рыгнул мне в лицо. У Титса был простой способ выразить себя: он никогда не использовал двух слов там, где достаточно одного извержения кишечных газов.

— Отведите его в мой дом, — сказала женщина, стоящая рядом, указывая на входную дверь всего в нескольких метрах от нее.

— Нет, — сказала другая, — я его сестра и живу в соседнем доме, — и я подумал: «Эй, если это просто соседний дом…»

Поэтому я собрал отряд добровольцев, шесть сильных мужчин со мной во главе (кто-то должен делегировать, я не уклонялся от физического аспекта работы врача общей практики). Мне при этом казалось, что я несу большую часть веса. У Титса была огромная голова.

Мы дошли до следующего дома, и его сестра сказала: «Нет, я имела в виду следующий дом…»

Наконец сестра направила нас к входной двери, которая, как я, к сожалению, и предполагал, оказалась слишком узкой. Мы внесли его наполовину, и в конце концов Титс застрял в дверном проеме, в то время как толпа, которая следовала за нами, как стая диких собак, завороженно смотрела, выпучив глаза, чем же закончится весь этот хаос.

В конце концов разочарование придало мне сил, я схватил Титса за две из многочисленных складок на его шее, потащил в первую комнату и взвалил на диван с помощью проходящего погрузчика.

Вошла его сестра.

— Не правда ли, прекрасное время года? — радостно сказала она, и от моего цинизма не осталось и следа.

Титс снова рыгнул, и дрянной, но удивительно рождественский аромат наполнил воздух.

Что это за ребенок? GP, 17 января 2008 г.

Скоро снова наступит Рождество. Санта будет спускаться по трубам, бросая вызов своему нездорово высокому индексу массы тела, и в рождественское утро дома по всей Ирландии и Великобритании будут содрогаться от эха сотен детских голосов, вопящих: «Это все, что он принес?».

Чушь. Пациенты приходят в середине месяца за своим больничным. Боль в пояснице в течение четырех недель — спасибо, этого достаточно, чтобы с комфортом встретить Новый год. Сейчас у меня много свободного времени, чтобы сделать рождественские покупки, а затем положить ноги на стол перед телевизором.

— С чертовым Рождеством, — рычал я, складывая больничный в бумажный самолетик, и бросал его, надеясь, вероятно, угодить пациенту в глаз и, если повезет, поцарапать роговицу. По крайней мере, тогда будет от чего поплакать в праздники.

Поэтому вместо того, чтобы продолжать терпеть ежегодное разочарование, на этот раз я решительно отказался праздновать. Я дежурил раз в двое суток, и Рождество было не чем иным, как длительной пыткой, чередой долгих зимних ночей, в течение которых я постоянно думал, что нормальные люди сейчас развлекаются, а я — дурак.

Иногда приходил местный церковный хор, снимал видео с поркой, грабил иммигрантов, пел псалмы и собирал деньги на операцию по удалению грыжи сестры Евхарии.

— Убирайтесь с моих глаз, пока я не сделал вам больно, — ласково говорил я, хотя в конце концов смягчался и выдавал им традиционный рецепт на антибиотики, учитывая, что сейчас Рождество и все такое.

И вот однажды в сочельник произошло нечто странное.

В дверь постучали, и когда я открыл, то увидел мужчину средних лет с великолепной бородой. На его лице был написан вопрос «почему я?», рядом с ним сидела на осле очень-очень молодая женщина, стояли несколько пастухов и трое стариков с большими свертками под мышкой.