Вы хотите поговорить об этом? Психотерапевт. Ее клиенты. И правда, которую мы скрываем от других и самих себя - [93]

Я обдумываю, насколько нормально – даже в повседневных ситуациях – завидовать супругу и насколько табуированы разговоры об этом. Разве мы не должны радоваться удаче и счастью другого? Разве не это и есть любовь?

В одной паре, с которой я работала, жена получила должность своей мечты в тот же день, когда мужу пришлось лишиться своей, что каждый вечер создавало крайне неловкие ситуации за ужином. Сколько она могла рассказывать о том, как прошел ее день, чтобы непреднамеренно не испортить настроение мужу? Как ему нужно было справляться с завистью, не омрачая ее радость? Сколько благородства должно быть в людях, когда их партнеры получают что-то, чего они так же отчаянно хотят, но не могут получить?

– Мэтт пришел вчера из спортзала, – говорит Джулия, – и сказал, что отлично потренировался. А я сказала: «Круто» – но мне было безумно грустно, потому что раньше мы занимались вместе. Он всегда говорил людям, что я сильнее, у меня тело марафонской бегуньи. «Она суперзвезда, а я слабак», – говорил он, и люди, с которыми мы сдружились в спортзале, так нас и называли. И раньше после спортзала мы часто занимались сексом. И вчера, вернувшись, он подошел и поцеловал меня, а я целовала его в ответ. И у нас был секс, но я запыхалась, как никогда раньше. Но не подала виду. Мэтт пошел в душ, и когда он шел в ванную, я смотрела на его мышцы и думала: мое тело было сильнее. А потом я поняла, что не только Мэтт смотрит, как я умираю. Я тоже. Я смотрю, как сама умираю. И я так злюсь на каждого, кто будет жить. Мои родители меня переживут! Мои бабушка с дедушкой, наверное, тоже! У моей сестры будет второй ребенок. А как же я?

Она тянется к бутылке с водой. Когда Джулия восстанавливалась после первого курса лечения, врачи сказали ей, что вода помогает вымывать токсины, поэтому Джулия везде носила с собой двухлитровую бутылку. От воды уже никакой пользы, но это стало привычкой. Или молитвой.

– Трудно смотреть на тех, кто останется, – говорю я. – И понимать все это, когда ты оплакиваешь собственную жизнь.

Мы молчим какое-то время.

Наконец, она вытирает глаза, и на ее губах появляется тень улыбки.

– У меня есть идея.

Я смотрю на нее выжидающе.

– Вы скажете мне, если это окажется чем-то слишком безумным?

Я киваю.

– Я просто думала… – начинает она. – Вместо того чтобы терять время, завидуя всем остальным, можно поставить другую цель на то время, что мне осталось. Помочь людям, которых я люблю, идти вперед.

Она ерзает на диване, взволнованная.

– Взять даже меня и Мэтта. Мы не состаримся вместе. Мы даже до средних лет вместе не доживем. И я задумываюсь: что, если моя смерть для Мэтта будет скорее как расставание, а не как конец брака? Большинству женщин в моей раковой группе, которые говорят о том, что их мужья останутся одни, шестьдесят и семьдесят лет. Та, которой сорок, уже пятнадцать лет замужем, у них с мужем двое детей. Я хочу, чтобы меня помнили как жену, а не как бывшую девушку. Я хочу вести себя как жена, а не как бывшая девушка. Так что я обдумываю: что бы сделала жена? Знаете, что все эти жены говорят об оставлении своих мужей?

Я отрицательно качаю головой.

– Они обсуждают, как сделать так, чтобы убедиться, что с их мужьями все будет хорошо, – говорит она. – Даже если я завидую его будущему, я хочу, чтобы у Мэтта все было хорошо.

Джулия смотрит на меня так, будто только что сказала что-то, что я должна понять. Но я не понимаю.

– Что сделает вас уверенной в том, что у него все будет хорошо? – спрашиваю я.

Она одаривает меня улыбкой.

– Как бы меня ни тошнило от этого, я хочу помочь ему найти новую жену.

– Вы хотите дать ему понять, что снова полюбить кого-то – это нормально, – говорю я. – Это вовсе не безумно.

Часто умирающие супруги хотят оставить своему партнеру подобное благословение – сказать, что нормально хранить одного человека в сердце и любить другого, что наша способность любить достаточно велика для двоих.

– Нет, – говорит Джулия, качая головой. – Я не хочу просто оставить ему благословение. Я хочу на самом деле найти ему жену. Я хочу, чтобы этот подарок стал частью моего наследия.

Так же, как когда Джулия впервые заговорила о Trader Joe’s, я мысленно отшатываюсь. Это кажется мазохизмом, разновидностью пытки в и без того невыносимой ситуации. Я думаю о том, как Джулия не захочет это видеть, не сможет этого вынести. Будущая жена Мэтта родит ему детей. Она будет ходить с ним в походы и лазить по горам. Она будет обниматься с ним, смеяться и заниматься страстным сексом – как когда-то Джулия. В любви есть альтруизм, но Джулия все же человек. Так же, как и Мэтт.

– Почему вы думаете, что ему захочется получить такой подарок? – спрашиваю я.

– Это безумие, я знаю, – говорит Джулия. – Но в моей раковой группе есть женщина, чья подруга сделала так. Она умирала, и муж ее лучшей подруги умирал, а она не хотела, чтобы они оставались одни, и знала, как хорошо они уживутся – они были хорошими друзьями на протяжении десятилетий. Знаете, каким было ее последнее желание? Чтобы они сходили на свидание после похорон. Одно свидание. Они так и сделали. И теперь они помолвлены.