Вверх по лестнице, ведущей вниз - [9]
ИЗ 304-й В 508-ю.
Дорогая Беа!
Как ответить на запрос, сколько мне нужно баскетбольных мячей?
Сил.
ИЗ 508-й В 304-ю.
Никак. Запрос положили Вам по ошибке. Под Вами находится кабинет учителя физкультуры.
Беа.
ИЗ 304-й В 508-ю.
Дорогая Беа! Собираюсь послать Бестеру списки своих классов. Среди моих учеников оказались исключенные, незачисленные, пропущенные, блуждающие и отсутствующие — и все-таки набралось 223 человека в предметных классах и 46 в том, где я классная наставница. Отсеется ли кто-нибудь завтра? Может быть, я?
Сил.
ИЗ 508-й В 304-ю.
Не смейте и думать об этом! Вы нам нужны. Сегодня всего лишь первый день. Вы привыкнете. Радости появятся позже — от самих учеников, причем от тех, от кого меньше всего ожидаешь.
Беа.
5. и с радостью учил… [6] (№ 1)
7 сентября
Дорогая Эллен!
Как далеко все, что я встретила в школе, от нашей комнатки в общежитии Лайонс-Холл (неужели это было всего четыре года назад?). Как далеко все это от нашей университетской библиотеки, от Чосера! Как безнадежно далеко от учебника педагогики и от лекций профессора Уинтерса о психологии юношества. Я встретилась с юношеством лицом к лицу. Профессор Уинтерс наверняка никогда учеников в глаза не видел.
Мне кажется, что ты нашла лучшее применение своим знаниям. В то время как ты с малышом в коляске объезжаешь пригородный рынок или принимаешь душ в середине моего третьего урока, я автоматически стираю с доски «Учительница — дерьмо».
А ведь я собиралась заняться настоящим преподаванием. «Он с радостью учился и с радостью учил», — как говорит оксфордский студент у Чосера. Мне хотелось поделиться с учениками всем, что я знаю и чувствую, внушить молодежи любовь к родному языку и литературе, учить и вдохновлять. Но в жизни получилось не так. (Когда я спросила, для чего они изучают язык, один мальчик ответил: «Чтобы это помогало нам в жизни».) И если бы я могла описать тебе, как оно получилось в жизни, ты решила бы, что я преувеличиваю. Но я не преувеличиваю.
Во время классного часа (это когда ученики собираются в классе сразу же после прихода и потом перед самым уходом для переклички и прочей жизненно важной статистики) они выдали мне все, на что способны: свистели, кричали, барабанили по партам, перебрасывались чернильными шариками и тряпкой, пересаживались с места на место — и все это с невинным видом, в то время как я стояла настороженная, как дрессировщик львов, тщетно требуя внимания и стараясь охватить взглядом всех сорок шесть.
К началу урока литературы я уже тонула в потоке всяких бумаг — циркуляров, директив, памятных записок, форм, заметок, писем, бланков, рапортичек. Мне особенно трудно потому, что я так называемый «кочевник» — кочую из комнаты в комнату.
Пришлось заняться изучением здешнего языка. Ученики у меня 3-го семестра — «особо отстающие» (ОО), 5-го — «среднеотстающие» и «средненормальные». Пока мне трудно определить, кто из них какой и к какой категории мне отнести себя.
Я уже успела завести одного друга — Беатрису Шехтер и одного врага — Адмирала Осла, мистера Макхаби, который подписывается Нач. адм. о. с. И я прочла ненависть и презрение к себе на лице одного мальчика, потому что я — учительница.
Здание школы неприветливо: облупившаяся штукатурка, выбитые стекла, перекошенные двери и изрезанные парты, мрачные коридоры, металлические лестницы, тесная столовая (ученики могут есть сидя только посменно, по 20 минут каждая смена), зал без окон. Правда, на стенах вылинявшие плакаты, изображающие мускулистых хлебопашцев под солнцем горчичного цвета.
Там у нас сегодня утром состоялось торжественное собрание.
Представь себе картину: воздух сгустился от испарений тысячи тел, широкое, похожее на бледный шар лицо директора над кафедрой, скрипучий голос из микрофона: «…новая страница, ибо здесь, в школе Калвина Кулиджа, мы все свободны и равны и все обладаем великими и равными возможностями…»
Ученики сидят молча. Это молчание не имеет ничего общего с вниманием, оно может взорваться в любую минуту. Девочка рядом со мной разглядывает в карманном зеркальце свои зубы. Я сижу на деревянном сиденье, отполированном вечно ерзающими задами стольких учеников, теперь уже взрослых, или умерших, или неизвестно где прозябающих. На спинке стула передо мной аккуратно вырезано чем-то острым заборное ругательство.
«…которыми нельзя пренебрегать, и все зависит от вашего отношения…» — «шения» вдруг оглушительно затрещало (неисправный микрофон) — «…к вашей работе и к вашим учителям, которые так самоотверженно…»
Я смотрю на учителей: похожая на петушка маленькая женщина с грустным профилем; высокий молодой человек с неизменно поднятыми бровями; кругленькая дамочка с поседевшим коком — мои коллеги, пока незнакомые.
«…дороже всяких драгоценностей. Просвещение… — он явно ведет к заключительному аккорду, — это не только подготовка к гражданской деятельности и к жизни, но еще и академический базис. Не забудьте дать вашим учителям подписать ваши программы и, если у вас возникнут какие-нибудь вопросы и проблемы, помните, что мои двери всегда открыты». Красноречивая пауза. «Я надеюсь, что с этой мыслью в сознании вы проявите высокое состояние духа, все, как один…»
В жизни каждого человека встречаются люди, которые навсегда оставляют отпечаток в его памяти своими поступками, и о них хочется написать. Одни становятся друзьями, другие просто знакомыми. А если ты еще половину жизни отдал Флоту, то тебе она будет близка и понятна. Эта книга о таких людях и о забавных случаях, произошедших с ними. Да и сам автор расскажет о своих приключениях. Вся книга основана на реальных событиях. Имена и фамилии действующих героев изменены.
С Владимиром мы познакомились в Мурманске. Он ехал в автобусе, с большим рюкзаком и… босой. Люди с интересом поглядывали на необычного пассажира, но начать разговор не решались. Мы первыми нарушили молчание: «Простите, а это Вы, тот самый путешественник, который путешествует без обуви?». Он для верности оглядел себя и утвердительно кивнул: «Да, это я». Поразили его глаза и улыбка, очень добрые, будто взглянул на тебя ангел с иконы… Панфилова Екатерина, редактор.
«В этой книге я не пытаюсь ставить вопрос о том, что такое лирика вообще, просто стихи, душа и струны. Не стоит делить жизнь только на две части».
Пьесы о любви, о последствиях войны, о невозможности чувств в обычной жизни, у которой несправедливые правила и нормы. В пьесах есть элементы мистики, в рассказах — фантастики. Противопоказано всем, кто любит смотреть телевизор. Только для любителей театра и слова.
«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.
Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.
Джек Керуак дал голос целому поколению в литературе, за свою короткую жизнь успел написать около 20 книг прозы и поэзии и стать самым известным и противоречивым автором своего времени. Одни клеймили его как ниспровергателя устоев, другие считали классиком современной культуры, но по его книгам учились писать все битники и хипстеры – писать не что знаешь, а что видишь, свято веря, что мир сам раскроет свою природу. Именно роман «В дороге» принес Керуаку всемирную славу и стал классикой американской литературы.
Один из лучших психологических романов Франсуазы Саган. Его основные темы – любовь, самопожертвование, эгоизм – характерны для творчества писательницы в целом.Героиня романа Натали жертвует всем ради любви, но способен ли ее избранник оценить этот порыв?.. Ведь влюбленные живут по своим законам. И подчас совершают ошибки, зная, что за них придется платить. Противостоять любви никто не может, а если и пытается, то обрекает себя на тяжкие муки.
Сергей Довлатов — один из самых популярных и читаемых русских писателей конца XX — начала XXI века. Его повести, рассказы, записные книжки переведены на множество языков, экранизированы, изучаются в школе и вузах. Удивительно смешная и одновременно пронзительно-печальная проза Довлатова давно стала классикой и роднит писателя с такими мастерами трагикомической прозы, как А. Чехов, Тэффи, А. Аверченко, М. Зощенко. Настоящее издание включает в себя ранние и поздние произведения, рассказы разных лет, сентиментальный детектив и тексты из задуманных, но так и не осуществленных книг.
Роман знаменитого японского писателя Юкио Мисимы (1925–1970) «Исповедь маски», прославивший двадцатичетырехлетнего автора и принесший ему мировую известность, во многом автобиографичен. Ключевая тема этого знаменитого произведения – тема смерти, в которой герой повествования видит «подлинную цель жизни». Мисима скрупулезно исследует собственное душевное устройство, добираясь до самой сути своего «я»… Перевод с японского Г. Чхартишвили (Б. Акунина).