Вверх по лестнице в Голливуд - [27]

— Какая потеря, — пробормотала я.

После сегодняшнего звонка я хотела, чтобы это был Хенретти — альтернативные варианты я старалась выкинуть из головы. Что, если это снайпер, наблюдающий за моим силуэтом в окне бывшей прядильно-ниточной фабрики? Или какой-нибудь псих, который уже проник в здание, вооруженный неизвестно чем, и который прекрасно знает, что я здесь одна-одинешенька? И по причудливой воле судьбы, которая отразится в броских заголовках, он поведет себя, как в сценарии какого-нибудь ужастика, произведенного Тони, — я видела их слишком много. Пустынное здание, где гуляет эхо, в сочетании с моим недосыпом и леденящими кровь звонками развило во мне паранойю. Мне хотелось спросить у Дагни, не происходило ли и с ней подобное, но отношения у нас теперь были натянутые, и я не решилась.

Следующей позвонила, разумеется, Аллегра. Она всегда звонила ровно без четверти восемь и, лежа в постели, выслушивала короткую сводку новостей, притворяясь, что уже встала. Затем она, как обычно, заставила меня прочесть вслух всю шестую страницу, а затем попросила послать ее по факсу к ней домой. Эта колонка оказывала на Аллегру завораживающее действие, и она изучала ее с усердием талмудиста. Казалось, что она усматривала там глубокий подтекст и даже, быть может, расшифровывала тайный смысл, скрывавшийся за полужирным шрифтом.

Однако накануне там появилась загадка, ответить на которую мог даже новичок вроде меня.

Вопрос на засыпку!

Угадайте, кто это — заика, глава киностудии, который выставляет напоказ художества своей бывшей жены в надежде выиграть бракоразводный процесс? Сотрудники говорят, что на ее творения «больно смотреть».

Итак, жуткая мазня, висевшая в приемной, получила объяснение. В речи Фила не было и намека на заикание, но я давно заметила, что Тони предпочитал изъясняться односложными, отрывистыми репликами. По всей видимости, Труди Уоксман была бывшей миссис Тони.

Добравшись до офиса, я набрала домашний номер Аллегры и прочла ей загадку.

— Карен, не стоило будить меня из-за этого, — ответила она холодно, но я услышала, как ноги ее со стуком коснулись пола. — Я уверена, что это про Калеба Дэниелса из «Уорнер бразерс». — Она положила трубку.

Через полчаса раздался телефонный звонок.

— Это Эллиот Солник, шестая страница. Я перезваниваю Аллегре.

— Сейчас соединю, — сказала я, укрепляясь в своих подозрениях.

— Подождите. Сначала скажите — не вас ли я видел на показе «Любит мальчиков, любит девочек» в прошлую среду?

— Возможно. — Я была там, но нас, естественно, друг другу не представили.

Эллиот не унимался:

— Длинные светло-русые волосы, черные замшевые сапоги, размер шесть с половиной?

— Да, это я, — сказала я, польщенная тем, что он обратил внимание на сапоги, которые обошлись мне почти в недельное жалованье. Кроме того, он первым смог правильно угадать мой размер.

— «Я» — это кто? — спросил он смеясь.

— Карен Джейкобс.

— Рад познакомиться, Карен. Мы еще побеседуем, — сказал он самоуверенно, и мне его тон показался очень привлекательным. Тут я вспомнила о предостережении Дагни.

— Позвольте, я вас соединю, — ответила я как можно более деловито.

Я позвонила Аллегре:

— На проводе Эллиот Солник.

— Не знаю, что ему от меня нужно в такую рань. Скажи, что я на совещании.

Я начала передавать это Эллиоту, но меня перебил другой телефонный звонок, раздавшийся в его офисе. Эллиот попросил меня подождать и через минуту сообщил:

— Можете Аллегре ничего не передавать: она звонит по другой линии.

Я усмехнулась, но все же зарегистрировала звонок Элиота, гадая, когда мне удастся побеседовать с ним еще раз.

Сегодняшнее утро начиналось спокойнее. Завершив первый разговор с Аллегрой, я позвонила в лучшую местную кондитерскую и заказала три чашки кофе и шоколадный круассан. Затем взяла поджидавшую меня кипу факсов от службы мониторинга и принялась внимательно их изучать. «Глориос» пользовалась услугами компании, агенты которой смотрели телепередачи по всей стране, в каждом городе, каждый канал, двадцать четыре часа в сутки. В моем воображении они представали армией теленаркоманов, одетых в пижамы, непрерывно жующих, не знающих сна. Им завидуют окружающие: «Тебе платят за то, что ты смотришь телевизор?» Они записывают все, что показывалось и обсуждалось, и каждое утро нас поджидала груда факсов с резюме; если нам требовалась дополнительная информация, то в наше распоряжение поступали пленки и расшифровки. Все это напоминало телефонное прослушивание. Если какой-нибудь из партнеров ругал наш последний релиз в утреннем выпуске новостей, мы узнавали об этом мгновенно. Уже к полудню продюсеру развлекательного отдела телекомпании напоминали, не особенно стесняясь в выражениях, о возможности бывать на наших пирушках — возможности, которой с восторгом воспользуются его конкуренты. Очередной утренний обзор бывал, как правило, намного лучше.

Складируя «хиты» — все статьи и стенограммы передач за минувший день, — я принимала звонки для Аллегры и оставляла сообщения от людей, которые никогда не получат ответа. Сегодня урожай был средним: «хитов» набралось примерно на сто пятьдесят страниц. В девять прибыл практикант, чтобы отксерокопировать и доставить пакеты более чем шестидесяти пяти адресатам, числившимся в списке рассылки. Затем, около десяти, начал подтягиваться персонал «Глориос». Многие сразу же отправляли «хиты» в мусорную корзину. Мне хотелось оградить людей от ненужных бумаг, поэтому через пару недель такого рода трудов я разослала электронные письма с просьбой ко всем, кто не желал получать пакеты, уведомить меня об этом обстоятельстве. Марлен незамедлительно проинформировала Аллегру об этой новой оплошности, утверждая, будто мое вежливое обращение, вне всяких сомнений, оскорбило многих получателей в той же мере, в какой оскорбило ее саму. Аллегра тут же заставила меня отправить новое письмо, на сей раз от ее имени, в котором приносила глубокие извинения за мою ошибку, напоминая о моем «малом стаже» и «недостаточном понимании важности медиа-дистрибуции». Выбрасывание «хитов» на помойку явно считалось в «Глориос» привилегией, от которой многие не хотели отказываться. Впоследствии Кларк объяснил мне, что попасть в список адресатов можно было только с письменного разрешения Аллегры. Заинтересованные стороны должны были в мельчайших подробностях излагать, какими подвигами они заслужили право получать эти «хиты», а Аллегра раздумывала по нескольку недель, прежде чем наложить резолюцию; шансы при этом бывали три к одному в пользу отказа.