Введение в Новый Завет - [30]

Сирийский перевод Священного Писания начала V века (см. 1.2.2), известный как Пешитта, включает 22 книги: 4 Евангелия, 14 посланий апостола Павла, 3 Соборных послания (Иак., 1 Петр., 1 Ин.) и Деяния. Сближение с каноном Греческой Церкви произошло благодаря Филоксенийскому (508) и Гераклийскому (616) переводам, которые включили в себя также остальные Соборные послания и Апокалипсис.

Некоторая запутанность в каноне Сирийской Церкви связана с христологическими спорами V века, которые привели в конечном счете к разделению этой Церкви. Те христиане, которые жили восточнее города Эдессы, стали несторианами, а те, что жили в западных областях Сирии, приняли монофизитство. Первые признавали канон Пешитты из 22 книг, с которого позднее были сделаны арабский и персидский переводы. Вторые, монофизиты, называвшиеся также яковитами, вместе с переводами Филоксена (508) и Фомы Гераклийского (616) приняли 27 книг, те же, что и в окончательно сформировавшемся каноне Православной Церкви.

2.8. Связь между каноном Нового Завета и Церковью

Относительно вопроса, что побудило Церковь определить точное число книг, в которых содержится спасительная истина, т. е. определить канон Священного Писания, некоторые исследователи, о чем мы уже упомянули, высказывали мнение, будто еретик Маркион своим собственным каноном, состоявшим из одного укороченного Евангелия от Луки и 10 посланий, подал пример Церкви к собиранию своих богодухновенных книг. Но, как уже было сказано, Маркион не был первым, кому пришла в голову идея священного канона. Имеются указания в самом Священном Писании и у церковных писателей начала II века, что и до него уже были в обращении сборники посланий святого апостола Павла. Маркион, быть может, только ускорил своим отрицательным примером эту работу по окончательному определению границ церковного канона.

Другое обстоятельство, которое следует иметь в виду при решении данного вопроса, это наличие во II веке большого числа разных апокрифических сочинений (о них см. 30.1). Стремление оградить своих чад от этих еретических учений, которые выходили за всякие границы в своих нелепых фантазиях, было важнейшей заботой Церкви. Таким образом, Церковь, с одной стороны, противостояла Маркиону, сводившему авторитетные книги к одному лишь, и то укороченному, Евангелию от Луки и 10 посланиям, а с другой стороны, боролась с различными еретическими и гностическими учениями, из среды которых выходили разные псевдоэпиграфы. В противовес первому (Маркиону) Церковь расширила свой канон до четырех Евангелий, Павловых и прочих новозаветных посланий, включив также и Апокалипсис. Защищаясь от гностиков, она ограничила число подлинных и богодухновенных книг 27, которые и составили в итоге канон Нового Завета.

К сказанному следует добавить, что Церковь существовала и прежде появления канона и, будучи руководима Духом Святым, всегда отличала богодухновенные книги от небогодухновенных. Вполне справедливо богословы Восточной Церкви, начиная с Оригена, при определении каноничности какой-либо книги почитали наиболее важным критерием согласное свидетельство (consensus) всех Церквей. Даже апостольское происхождение книги не могло иметь столь решающего значения, особенно после того как появилось множество псевдоэпиграфов, надписанных именем апостолов, на самом деле им не принадлежащих. Это согласное свидетельство Церкви не следует понимать как результат богословских дискуссий, но прежде всего как литургическое и частное использование данной книги. Маркион и апокрифические книги гностиков могли послужить своего рода катализатором в процессе определения канона, но Церковь руководилась прежде всего стремлением укрепить исторические основы своей веры в Господа Иисуса Христа для своей полноценной литургической жизни и миссионерской проповеди.

Следует заметить, что при определении отношения между Священным Писанием и Церковью неверно было бы преувеличивать главенство одной или другой стороны. Церковь без Священного Писания, безусловно, будет подобна кораблю без руля. Но и Писание без Церкви невозможно ни правильно понять, ни верно объяснить. Если мы имеем Священное Писание, то имеем лишь потому, что Церковь дает нам его в руки, ручается за его подлинность и изъясняет его, отметая еретические толкования. Без этой харизмы толкования, изливаемой Духом Святым, Которым «устроен весь чин церковный», Священное Писание останется книгой «запечатанной семью печатями». Но и при наличии этой харизмы толкования в Церкви, конечно, предполагается, что толкователь занимается своим делом «тщательно, а не мимоходом» («έρευνητικώς καί ού παροδευτικώς»), согласно второму правилу VII Вселенского Собора.

В то же время не следует забывать, что сама Церковь видит в Священном Писании то правило, тот канон, который направляет и приводит во взаимное согласие правую веру и благочестивую жизнь своих членов. Замечательно говорит об этом преподобный Иоанн Дамаскин: «Как древо, насажденное при источниках вод, так и душа, орошаемая Божественным Писанием, напаивается и приносит зрелый плод, православную веру, и всегда произращает листья, т. е. божественные добродетели и прекрасные деяния, будучи направляема к добрым деяниям и неложному созерцанию Священным Писанием»