Введение в литературоведение. Семинары. Методические указания для студентов филологических факультетов - [15]

(Д. И. Фонвизин)

№ 2.

Мальчик.

Царю небес, везде и присно сущий,

Своих рабов молению внемли:

Помолимся о нашем государе,

Об избранном тобой, благочестивом

Всех христиан царе самодержавном.

Храни его в палатах, в поле ратном,

И на путях, и на одре ночлега.

Подай ему победу на враги,

Да славится он от моря до моря.

Да здравием цветёт его семья,

Да осенят её драгие ветви

Весь мир земной – а к нам, своим рабам,

Да будет он, как прежде, благодатен,

И милостив и долготерпелив,

Да мудрости его неистощимой

Проистекут источники на нас;

И, царскую на то воздвигнув чашу,

Мы молимся тебе, царю небес.

(А. С. Пушкин)

№ 3.

Молодой отец строго выговаривает четырёхлетней дочке за то, что она выбежала во двор без спросу и едва не попала под машину.

– Пожалуйста, – вполне серьёзно говорит он крохе, – можешь гулять, но поставь в известность меня или маму.

<…>

Или ещё: бегут двое мальчишек лет по десяти-двенадцати, спешат в кино. На бегу один спрашивает:

– А билеты я тебе вручил?

И другой пыхтя отвечает:

– Вручил, вручил.

Это – в неофициальной, так сказать, обстановке и по неофициальному поводу. Что же удивляться, если какой-нибудь ребятёнок расскажет дома родителям или тем более доложит в классе:

– Мы ведём борьбу за повышение успеваемости…

<…>

Одна школьница, выступая в радиопередаче для ребят, трижды кряду повторила:

– Мы провели большую работу.

Ей даже в голову не пришло, что можно сказать:

– Мы хорошо поработали!

Не кто-нибудь, а учительница говорит в передаче «Взрослым о детях»:

– В течение нескольких лет мы проявляем заботу об этом мальчике.

И добрым, истинно «бабушкиным» голосом произносит по радио старушка-пенсионерка:

– Большую помощь мы оказываем детской площадке…

(Н.Галь)

№ 4.

У каторги есть много вещей, которых посторонним лицам знать не следует. Это и заставило её, для домашнего обихода, создать свой особый язык. <…>

Убить – на языке каторги называется пришить.

<…>

«Пришить» просто – означает убить, но пришить бороду – означает только обмануть.

<…>

У каторги есть два специальных термина для обозначения того, как «пришивают» людей. Разбить человеку голову на каторге называется расколоть арбуз (!), а ударить человека ножом в грудь, называют ударить в душу. Грудь на каторжном языке называется душой… <…>

«Умереть» разно называется на Сахалине. В посту Корсаковском кладбище помещается около маяка, а потому там умереть – это значит отправиться к маяку.

<…>

– К маяку бы поскорей! – стонут больные.

В Александровском посту кладбище помещается на пригорке, который занял когда-то ссыльнопоселенец Рачков для выпаса скота. А потому умереть в Александровском посту – это значит отправиться на Рачкову заимку.

Так как Александровский пост – это главный пункт острова, и всякий каторжанин обязательно пройдёт через него, то и «Рачкова заимка» получила всеобщую известность, и выражение «отправиться на Рачкову заимку» повсеместно значит «умереть».

И угроза «отправить на Рачкову» равносильна угрозе «пришить».

(В.Дорошевич)

№ 5.

Позади – в ряду драгун – забилась лошадь, глухо вскрикнул человек. Обернулись. Сивая лошадь у одного, подбирая ноги, слабо вздёргивала башкой, – выше ноздрей у неё била струёю в палец чёрная кровь. Усатые драгуны, дичась, косились в сторону кустов, откуда, шагах в ста, выпыхивали дымки. Пётр, как поднял руку с пером, так и застыл, сидя на барабане.

Незаметно, за грохотом пушечной стрельбы, из ворот крепостной башни (отсюда невидимой за выступом бастиона Глория) вышел отряд егерей и перебежал за плетнями огородов. Вслед за ними на тяжёлых рыжих лошадях вылетело полсотни рейтар в железных кирасах, низко надвинутых касках. Подняв шпаги, они скакали, растянувшись по вересковому полю, в обход слева.

Александр Данилович секунду – не более – глядел широко разинутыми глазами на диверсию неприятеля, кинулся к вороному жеребцу, отстегнув, швырнул плащ, вскочил в седло: «Шпаги – вон!» – заорал, багровея. Выдернул шпагу, впился звёздчатыми шпорами, упал на шею вставшему на дыбы жеребцу, толкнул его с места во весь мах: «Драгуны, за мной!» – и все, Меньшиков и драгуны, огибая стоящего около барабана Петра, поскакали наперерез рейтарам, уже начавшим осаживать и поворачивать…

(А. К. Толстой)

№ 6.

Я

планов наших

люблю громадьё,

Размаха

шаги саженья.

Я радуюсь

маршу,

которым идём

в работу

и в сраженья.

<…>

На девять

сюда

октябрей и маёв,

под красными

флагами

праздничных шествий,

носил

с миллионами

сердце моё,

уверен

и весёл,

горд

и торжествен.

(В. В. Маяковский)

№ 7.

Тут ударила мне кровь в голову.

– Ложи, – говорю, – взад!

А она испужалась. Открыла рот, а во рте зуб блестит.

А мне будто попала вожжа под хвост. Всё равно, думаю, теперь с ней не гулять.

– Ложи, – говорю, – к чёртовой матери!

Положила она назад. А я говорю хозяину:

– Сколько с нас за скушанные три пирожные?

А хозяин держится индифферентно – ваньку валяет.

– С вас, – говорит, – за скушанные четыре штуки столько-то.

– Как, – говорю, – за четыре?! Когда четвёртое в блюде находится.

– Нету, – отвечает, – хотя оно и в блюде находится, но надкус на ём сделан и пальцем смято.

– Как, – говорю, – надкус, помилуйте! Это ваши смешные фантазии.

А хозяин держится индифферентно – перед рожей руками крутит.